— Как так? Это так нельзя. За это с меня в Посольском приказе спросят.
— Да титла «князя обдорского» нет.
— Воротить!.. Воротить назад письмо! Я это письмо взять не могу, — обратился он к Берлизу.
— Да не всё ли это равно? — сказал тот. — Ведь от того, что пропущено немного в титуле, величие вашего государя не умалится.
— Не могу!.. Не могу!.. Титло государево должно писать полностью.
Берлиз начал было спорить с ним, но Потёмкин продолжал настаивать на исправлении текста, и Берлиз взял обратно письмо, чтобы возвратить его министрам для исправления.
Вечером того же дня Потёмкин получил извещение из Сен-Жермена, что латинская копия будет вручена ему вместе с письмом.
— Слава богу! Слава богу! — произнёс после этого довольный Потёмкин, расхаживая по комнате. — Посольство сошло хорошо. Теперь можно и к дому собираться, Семён, — обратился он к Румянцеву.
— Благодарение Богородице и всем святым угодникам, — отозвался последний. — В Посольском приказе могут остаться вельми довольны нами. И дело сделали, и порухи на имя царёво не положили…
Невесело было одному Яглину, один он не радовался возвращению на родину. Здесь, во Франции, он оставлял самое дорогое для себя. Здесь он познал то, чего никогда не знал у себя на родине, а именно любовь прекрасной женщины. Здесь и в нём самом зародилось это прекрасное и могучее чувство, чувство свободной любви. И здесь же, благодаря нелепой и слепой судьбе, он всё это потерял навек! Что же дальше ждёт его? Возвращение на родину, которая его, привыкшего уже к другим порядкам в чужеземных странах, не манила к себе. Нелюбимая невеста-теремница, грубая, так не похожая на женщин Европы.
— Нет, лучше смерть! — воскликнул Яглин, в отчаянии ломая себе руки.
Утренний рассвет застал его ещё не ложившимся в постель.
XVI
Двадцать четвёртого сентября к дому, занимаемому русским посольством, опять подъехали сопровождаемые конными гвардейцами золочёные экипажи, чтобы отвезти членов посольства на прощальную аудиенцию французского короля.
В Сен-Жермене их встретили с такою же церемонией, как и в первый раз. При входе во дворец маршал объявил Потёмкину, что король возвращает посольству взятые с него в байонской таможне сто золотых. После этого их провели в тронный зал.
Король сидел, как и в первый раз, на возвышении под балдахином, окружённый министрами и придворными. Потёмкин подошёл ближе и, сняв шапку, почтительно поблагодарил короля за все заботы, которыми они были здесь окружены и которые заставят посольство всегда помнить дни, проведённые в его государстве. После этого король встал, снял с головы шляпу и подал Потёмкину два письма к царю: одно на французском языке, а другое — в переводе на латинский язык.
— Я очень рад, что вам так понравилось в моей столице, — произнёс он затем. — Передайте вашему государю, что его подданные всегда могут найти прибежище в моём государстве и, быть может, будет когда-нибудь время, когда оба наши государства вступят между собою в тесный союз.
Сказав это, он удалился во внутренние апартаменты дворца.
Так закончилась прощальная аудиенция царскому посольству. После этого посольство отправилось, как и в первый раз, завтракать к графу де Люду.
— Прежде всего посмотрим, ладно ли написаны письма к царю, — сказал Потёмкин, сев за стол и подавая Яглину оба письма.
Роман взял их и стал внимательно сверять.
— Неладно, государь, — немного погодя сказал он. — В латинской речи титло-то исправлено, как надо быть, а на ихнем языке по-прежнему стоит.
— И «князя обдорского» нет, и «царь казанский и астраханский» после «князя смоленского»?
— Да, по-прежнему.
— Что же это такое? — обращаясь к Беллефону, взволнованно сказал Потёмкин. — Я такое письмо взять не могу. Что же это? Всё так хорошо шло — и на последях вы такое непотребство сотворили…
— Хорошо, хорошо, — стал успокаивать его Беллефон. — Дайте мне письмо. Я пойду к королю и всё устрою. А вы пока позавтракайте.
— Нет, есть я не буду, — ответил раздражённый Потёмкин. — Пока письмо не исправите, я к еде не притронусь.
Беллефон взял письмо и пошёл в комнаты короля. А русские сидели за накрытым столом и не притрагивались к кушаньям.
Вскоре вернулся Берлиз.
— Король приказал вновь написать письмо, — сказал он, — и поставить все титулы по порядку. Ошибку эту сделал писец, писавший письмо.
— Ну, если так, тогда дело другое, — сказал Потёмкин, и посольство стало есть.