— Да, я недаром провёл эти дни, шляясь по окрестностям Парижа.
— Где она? Где? — с нетерпением воскликнул Яглин.
— Скажите прежде всего: вы тоже поедете с посольством к себе на родину? Если да, то вы должны навсегда отказаться от неё.
— Не могу я!.. Не могу!.. — с отчаянием ломая руки, воскликнул Яглин.
— Тогда вам придётся оставить ваше посольство, остаться здесь, и мы поедем с вами за вашей Элеонорой. Чем скорее, тем лучше, так как через несколько дней её увезут в Дьепп, и Гастон де Вигонь уедет с нею на корабле в Новую Францию[30]. Выбирайте!
Яглин в тяжёлом раздумье опустил голову и несколько минут ничего не говорил.
— Дайте мне подумать, — глухо произнёс он затем, поднимаясь с места, и вышел вон.
Солдат с участием посмотрел ему вслед.
Наступила ночь, тяжёлая, мрачная. Яглин лежал на своей постели с открытыми глазами и думал свои тяжёлые думы. Что делать? Что выбрать? Ехать на родину, в Москву? Там остались старик отец, незаконченное дело мести, не отплаченная врагу гибель невинной сестры. Но зато здесь остаётся любимая девушка, с которой он впервые увидал свет. Остаться здесь? Сделаться беженцем со своей родины, бояться показаться на Москве? Но зато здесь он, быть может, опять найдёт свою милую, а с нею — радость, свет, счастье и любовь. Как быть?.. Что делать? И Роман до боли сжимал себе руками виски.
Наступило утро, и рассвет осветил бледное, измученное лицо Яглина.
— Слушай, Баптист!.. — окликнул он спящего солдата.
Тот открыл глаза и вопросительно взглянул на молодого русского.
— Я решился… я остаюсь… — глухо произнёс Яглин.
Любовь победила.
XVIII
Двадцать шестого сентября царское посольство выезжало из Парижа к себе на родину. Все были веселы, так как, пространствовав почти год по чужеземным странам, все сильно соскучились по родине и нетерпеливо рвались к ней. Даже Потёмкина и того захватило всеобщее настроение, так что он не обратил внимания на то, что и на этот раз, как и при въезде посольства в Париж, улицы были пустынны и только редкие случайные прохожие смотрели с любопытством на этих «полуазиатов».
— Домой, домой!.. Слава тебе, Господи! — весело говорил Прокофьич. — Не дали Господь и Пресвятая Богородица умереть на чужой стороне. И ты рад, поди, Романушка? — обратился он к Яглину, ехавшему вместе с Баптистом верхами.
— Рад, Прокофьич, рад! — весело ответил Роман.
— А как же, брат Романушка, та-то?.. Гишпанка-то? Забыл разве?..
— Ну, что помнить об этом! — тем же весёлым тоном ответил Яглин. — Разве у нас на Москве девок-то мало?
Ночь застала посольство около небольшой деревушки, на берегу реки. День был жаркий, и все утомились во время перехода.
— Пойду купаться, — сказал Яглин Прокофьичу. — Баптист, пойдём со мной!
Они оба ушли на берег речки.
Когда на другой день утром посольство стало сниматься, чтобы двинуться дальше, то подьячий обнаружил, что Яглина и Баптиста нет. Испуганный, он побежал к Потёмкину, чтобы рассказать тому об их исчезновении.
— Что за притча? — в недоумении сказал посланник. — Куда же они могли деваться? Не сбежал же Роман-то?
Стали расспрашивать остальных. Трое из челядинцев сказали, что они видели, как вчера Яглин и солдат пошли на реку, но позже не встречали их. Один же вспомнил, что вскоре после того, как они ушли, он услыхал чей-то крик с той стороны.
— Уж не потонули ли? — предположил Потёмкин и велел осмотреть берег реки.
Пошли искать и через несколько минут нашли на берегу платье Яглина и Баптиста.
— Утонул, сердешный! — завыл Прокофьич о своём друге.
Потёмкин опустил голову: его Настасья лишилась своего жениха и обрекалась быть «вековушей», «Христовой невестой».
Отслужили посольские священники панихиду по «усопшем рабе Романе», и через день посольство двинулось дальше, к себе на родину, в Москву златоверхую.
Часть третья
«Заморский дохтур»
I
Пришедший из Англии корабль бросил якорь в виду Архангельска. Матросы покончили уже с уборкой парусов и занялись в ожидании приставов московского царя переносом на палубу товаров.
Около самого края стоял молодой человек с сильно загорелым лицом и русой бородой, одетый в немецкое платье и чёрную треугольную шляпу. Рядом с ним находилась молодая женщина с массой роскошных волос на голове и с нежным загаром на лице. Она зябла и куталась в тёплый платок: море лишь несколько недель тому назад очистилось ото льда, и пришедший к Архангельску корабль был первый в этом году.