– Они умеют говорить на нашем языке? – спросил губернатор.
– Вот этот, помоложе, хотя и плохо, но все-таки может объясниться, – ответил Гонориус.
Губернатор подошел к русским поближе и, отвечая на их поклон, спросил, чего им от него нужно.
– Посланы мы, государь мой, – ответил Яглин, – послом великого государя московского, Петром Потемкиным, и советником его, Семеном Румянцевым, к твоей милости. Послы наши едут к могущественному государю фряжскому с предложением братской любви и согласия и находятся теперь в Ируне, на самой границе. И просят послы наши твою милость, господин славный, чтобы ты принял нас, дал помещение, кормил и переправил в Париж за счет короля, как то делали с нами везде в разных государствах, где мы бывали.
Губернатор внимательно выслушал Яглина, некоторое время помолчал, наконец, изобразив на лице самую любезную улыбку, сказал:
– Приветствую послов великого государя московитов со вступлением на землю нашего милостивого короля! Я счастлив тем, что могу первый выразить это, и этот день навсегда останется в моей памяти самым лучшим днем моей жизни.
«Ну, слава богу, – подумал про себя Яглин. – Кажется, наше дело в ход пошло. Петр Иванович будет доволен».
Но его радость была преждевременна, так как, окончив рассыпаться в любезностях, маркиз сказал:
– Но, к моему глубокому сожалению, относительно этого мне не дано никаких приказаний. Однако я напишу сегодня же и попрошу совета у моего начальника, маршала Грамона, – как он распорядится относительно этого.
– Но это потребует много времени? – спросил Яглин.
– Четыре или пять недель, – ответил губернатор.
Яглин задумался и затем сообщил подьячему, что сказал губернатор.
– Четыре или пять недель? – воскликнул Неелов. – Да на что же мы это время жить-то будем? Ты ведь сам знаешь, Романушка, с какими деньгами нас из Москвы-то за рубеж отпустили? Да и в Гишпании-то этой мы на кошт ихнего короля все жили. Скажи ты этому сычу длиннолицему, что мы одиннадцать лет тому назад, когда король их посольство к нам снарядил насчет мира с поляками да шведами, послов его и кормили и поили. А тут на-кось-поди! Скажи ему, что ждать, пожалуй, мы будем, а пусть он кормы и деньги свои на нас выдает.
Яглин обратился к губернатору и сказал, что русское посольство в настоящее время нуждается в средствах, почему не может ли градоначальник ссудить его деньгами и лошадьми для переезда через границу.
– К сожалению, я не могу дать вам ни одного экю[3] и ни одной лошади, так как приказаний относительно вашего посольства я не имею, – опять-таки любезно, но твердо ответил губернатор.
Яглин перевел это подьячему.
– Да что это за бесова страна? – рассердился тот. – Их послов мы от самого рубежа с почтением всяким и береженьем везем, всю дорогу кормим, а в Москве зачастую им великий государь кушанья со своего стола жалует, а они ничего не хотят для нас сделать. Да что мы – воры, что ли, какие? Скажи ему, что не Гришки Отрепьевы мы.
Яглин объяснил рассердившемуся подьячему, что будет напрасным трудом передавать это градоправителю, так как тот все равно не знает, кто такой этот Гришка Отрепьев, а затем обратился к губернатору:
– Как же нам быть? В Ируне нам никак оставаться невозможно, так как дел в Гишпании у нас никаких нет.
– Тогда вам лучше всего переехать в наш город. Здесь вы можете найти очень недорого хорошие квартиры и жить, пока от маршала Грамона не придет распоряжение относительно вас.
– Делать, видно, нечего, Прокофьич, – сказал подьячему Яглин. – У этого ничего не выторгуешь, о Крещение снега не выпросишь, видно. С этим и идти назад к Петру Ивановичу.
– Да с чем придем-то, Романушка? С пустыми руками? Да он нас батогами забьет! – жалобным голосом произнес подьячий.
– Ну, авось не забьет: здесь не Москва, – сказал Яглин. – А только больше ничего у градоправителя мы не выпросим.
– Да уж коли так, то делать нечего – пойдем, – со вздохом согласился подьячий.
Русские по-прежнему до земли поклонились губернатору и вышли на улицу.
– Ну а теперь не мешало бы и закусить, – сказал подьячий. – Ведь с самого утра маковой росинки во рту не было.
Яглин согласился с ним, что действительно закусить не мешало бы, но он не знал, как это сделать.
Около губернаторского дома все еще толпились любопытные, сопровождавшие давеча русских. Яглин хотел было обратиться к кому-нибудь с вопросом об интересовавшем в настоящую минуту их обоих предмете. Но в это время около них очутился Баптист с кувшином вина. Яглин обрадовался этому и стал расспрашивать солдата.
– О, это можно великолепно устроить! – ответил Баптист. – Здесь неподалеку есть отличный кабачок. Я вас сведу туда. Там хорошо и накормят и напоят.