А потом было еще очень и очень много слов. Сизов старался не подавать вида, что ему отвратительно наблюдать, как группа людей обсуждает, спорит об одном и том же, тонет, вязнет в деталях и нюансах, а на улицах гибнут люди, животное вытесняет человеческое, звери бродят в обличье людском, нападая на таких же зверей. А многие просто остаются безучастными, сидя по домам, уверенные, будто беда пройдет мимо них. А она все не проходила и не проходила…
Александра Федоровна вглядывалась во двор, что располагался за окном спальни, в которой лежали ее дочки. Анастасии было хуже всего, болезнь все не хотела проходить. А на улице несколько солдат разворачивали орудие, нацеливая его на подходы к дворцу. Почти весь гарнизон поднял оружие против престола. Императрица хмуро взирала на то, как немногие верные части собирались вокруг резиденции.
Во дворике как раз готовили орудие к бою…
Она никак не могла связаться с Ники. Как он там? Может, он уже спешит на помощь, наконец-то решил показать, что тоже способен стать Грозным, Петром Первым, Александром Миротворцем? Ники сокрушит всех врагов! Он поднимет престол, сделает его недосягаемым для происков черни и Думы, этого рассадника революционной заразы!
Анастасия закашлялась, застонала, начала елозить на кровати, звать маму. Александра тяжко вздохнула и поспешила к дочке, пробуя рукой жар. Эти доктора ничего не могли поделать, и зачем их только держат…
Николай сутулился, сидя в своем кабинете, вперив взгляд в ворох бумаг, разбросанных по столу. Тут же лежали обрывки телеграмм…
Начался настоящий мятеж. Только что вышли на связь Кирилл и Хабалов. Сперва царь никак не мог понять, что генерал-лейтенант делает в Военном министерстве вместе с сыном Владимира Романова. А затем Хабалов начал рассказывать, что же происходит в городе. Похоже, давалось это ему весьма тяжело. Да и связь как назло была невероятно плохой, то и дело обрывалась. Несколько запасных батальонов гвардейских полков пытались поднять мятеж, но части, которые должны были прибыть в Гельсингфорс к Маннергейму, вовремя оказались в столице. Правда, не обошлось без крови. Громят полицейские участки, суды и тюрьмы. Вернее, пытаются: Кирилл Владимирович рассказал, что взял командование над той румынской частью, смог оцепить казармы взбунтовавшихся батальонов и обезопасить несколько кварталов…
— Отставить панику, — хлестко приказал офицер. — Мы еще им, скотам, покажем, что значит полицию не уважать! Ребяты, ну-ка, еще залп!
Работяги из соседнего завода выломали фонарный столб и, перехватив его наподобие тарана, пошли на «штурм» участка.
Вот они подошли к дверям. Удар по дверям. Створки не выдерживают, щепы летят во все стороны — и раздаются очереди, похожие на пулеметные. Только… другие. А вместе с очередями — мат. Забористый, перекрывающий все-все звуки мат…
И трупы, снова трупы людей, только недавно и не думавших, что упадут под весом фонарного столба, искореженного, выломанного из брусчатки, подкошенные пулями своих же соотечественников. А вот она как, судьба, распорядилась-то.
— Эвона, какие знатные у них винтовочки-то, — присвистнул один из городовых, глядя на странное оружие, из которого солдаты стреляли по уже разбегавшимся восставшим.
Ствол почти как у винтовки, только будто бы обрезан немного, приклад повернут не как у винтовки, а как у карабина «маузера», во всяком случае, похож он был. Да только магазин большой, и ручка есть, чуть подальше от приклада, чем тот странный магазин. Да и вроде как курка — два! Только курки, конечно, городовой после заметил. Но эта странная винтовка врезалась ему в память на всю жизнь, как будто держал ее в руках, будто сам стрелял по уже готовым ворваться в полицейский участок бывшим рабочим да голытьбе…
ГЛАВА 12
В штаб Маннергейма стекались не самые оптимистичные вести. Команды нескольких кораблей все-таки взбунтовались, перебили офицеров и попытались прорваться в город, к арсеналам и казармам, «народ поднимать»…