Ворот встал почти перпендикулярно к огню, так что лицо его и знакомый абрис плеч утопали во мраке. Он, почти не глядя на Чия, небрежно, быстро дернул его за руку, и Чию даже показалось, что в темноте он чуть-чуть брезгливо поджал нижнюю губу. Он что-то сказал Израну, наклонившись вперед, или показал – так было не разобрать. Изран что-то произнес в ответ. Ворот переспросил, Чий не расслышал.
– Что? – Изран продолжил что-то и растопырил на руке три пальца.
Все это для него явно не предназначалось, Ир уже куда-то исчез, и, наверное, лучше будет пойти поискать Шагу. «Как дома, мать». Только он один из нас такой и ведь не старается, это у него так естественно получается, надо было один раз начать себя заставлять, когда-то давно, посчитав, что так правильно и сейчас.
«A-а, ну, привет ему передавай». – Чий фыркнул, – Как это у него так получается? Может, даже не в словах тут дело, а в тоне. Сейчас ему уже стараться бы пришлось, если бы стал говорить, как нормальные люди, ему ведь надо не так: вычурно, серьезно всегда, и если и шутить, то обязательно без дурачества.
– С какими людьми мы общаемся! – сказал Шага, улыбаясь.
– Общаемся.
– Что-то он не в себе сегодня, как будто, да? Все переполошенные какие-то. О чем говорили?
– Думаешь, я разбирался там… И, вообще, ты меня удивляешь – я от тебя последнего такого вопроса ожидал.
Они стояли вдвоем у стены напротив входа, специально чтобы наблюдать отсюда за теми, кто играл под кувшином, и за Краюхой.
– Почему?
– Я всегда знал, что тут есть один человек, которому они все не интересны, все остальные на брюхе ползают, а он нет, ему даже не интересно смотреть, как остальные ползают, и человек этот ты. Что ты улыбаешься? Я серьезно, вот бери тут любого, вот его, да? И с ним на эту тему можно всегда говорить, а с Шагой нельзя, потому что ему все равно. Что ты улыбаешься, я серьезно.
– Ну, если ты серьезно, то ты и говори как о серьезном.
А Шаге все равно.
– И я, кстати, всегда знал… Короче, лишний повод тебя уважать был. Что бы там не случилось, вот этот человек кривляться не станет. А сейчас?
– Ты всегда ошибался, значит. Почему я никогда не интересовался?
– Так казалось.
– Как ты себе это представляешь? Вот Амбар, он Гроза Амбара, все вокруг него крутится, ну, и даже возьмем, что, положим, меня все с ним связанное волнует слабо, меньше чем других, я все равно в стороне не останусь никак, это тогда мне не здесь быть надо, а там, где его нет. Тогда я действительно, скорее всего, ничего о нем слышать не захочу. Бред же, мы с тобой как будто раньше о нем не говорили никогда?
– Да по-другому все равно…
– А о чем, кстати, спрашивал?
– Да о чем! Пришел? Как дела? Как мать? Как обычно.
– А ты?
– Нормально, говорю. Брат пришел, говорю.
– Брат. А он что?
– А ну, привет ему передавай.
– «Как мать», – Шага опустил голову и хмыкнул. – Ублюдок.
– Почему ублюдок? Что он такого сказал?
– А что нормально сказано было?
– А почему нет? В его стиле, – он посмотрел на реакцию Шаги, как он состроил саркастичную гримасу, ничего не объясняя. – Я тебя вообще не понимаю в этом. Ненависть какая-то лютая, ни на чем не основанная. Если ты от него видел что-то плохое, то потому что сам это и провоцировал, да и когда это было, а сейчас, когда он злобы твоей не видит, как ты к нему прохладно, он так считает, так он и к тебе. Мне-то, в принципе, все равно, не из-за того я это говорю, что он ко мне относится так. Понятно, что из-за брата только…
– Злобы моей не видит?! Все он видит, а вот как ты ничего не замечаешь, вот это не ясно! Но ничего, еще заметишь, еще шанс будет.
Шагу прорвало. Он даже ноздри раздул. И ведь ни на чем все это не основано. Знает он. Во всяком случае, объяснить он это нормально не может. Чий решил не спорить. И посмотрел на Ворота, они все еще говорили там же у входа, отсюда их было хорошо видно. Даже шрам от сбитой когда-то костяшки Воротова кулака. На поясе у него висел нож в красных узорчатых ножнах, настоящий охотничий, и рубаха на нем новая, недели две как сшили, специально невзрачного буро-серого цвета, рубаху можно было другого цвета заказать, повеселее, но нет, сделал именно такую. Ворот был в сапогах, в отличие от всех тех, босоногих, что наполнили сейчас Амбар. Охотник, только из Степи. Даже самому верится, хоть и ясно, что силки ни разу не ставил. А вообще ему ведь, пожалуй, неплохо удается, он поймал себя на мысли, что даже у него самого как-то незаметно изменилось восприятие Ворота, с тех пор как у него начался этот охотничий стиль, от желания казаться солидно, и получилось что-то.