— Ну, например, когда мы залезли в квартиру по улице Деревообделочной, то принесли к Косте домой целую большую спортивную сумку хрусталя. Она все это забрала себе. Кроме хрусталя, она взяла себе золотые кольца и перстень. И предупредила, чтобы мы никому не говорили об этом...
Славин позвонил начальнику следственного отделения и приказал прислать к нему следователя и принести уголовное дело. Затем спросил у Эпштейна:
— Ты подтвердишь свои показания на очной ставке, если понадобится?
— Да.
Следователь увел Эпштейна, а Славин склонился над уголовным делом, нашел заявление Рыбаковой, в котором она писала, что ее сын ни в чем не виновен и что его кто-то оклеветал. Заявление было написано на вторые сутки после ареста Кости.
Пролистав дело до конца, майор позвонил в дежурную комнату и приказал привести Рыбакова. Думая о Рыбаковой, Славин все больше начинал понимать ход ее мыслей. Рыбакова наверняка боится того, что милиция узнает о ее роли в этом деле, и запрятала в надежное место похищенное, после чего инсценировала кражу. Но похитить вещи из квартиры Рыбакова могли и его друзья, решив таким образом убрать опасные вещественные доказательства.
Славин был больше склонен к первой версии. Судя по всему, мать Рыбакова хитрая и коварная женщина. Такие способны на все. «А мы говорим о необходимости выяснить причины преступлений, — подумал Славин, — если родители не хотят заниматься воспитанием своих детей, уделять им необходимое внимание, то это и способствует тому, что появляются воры и хулиганы». Славин придвинул к себе план ежедневной работы и написал: «Договориться в газете опубликовать материал о роли родителей в воспитании детей. — И в скобках добавил: — Рыбаков, Эпштейн и др.».
Ввели Рыбакова. Он был высокого роста, с худым, покрытым юношескими угрями лицом. Парень поздоровался и подошел к столу.
— Садись, Костя, хочу с тобой побеседовать. Скажи, ты о всех своих преступлениях рассказал?
Рыбаков смущенно помолчал, а затем уклончиво ответил:
— Я, гражданин начальник, о всех кражах, о которых следователь спрашивал, рассказал.
— Нет, ты давай не юли. Я тебя спрашиваю: ты все рассказал или что-то утаиваешь?
Лицо парня слегка покраснело, он отвел глаза в сторону и неуверенно ответил:
— Да, о всех.
— Ты на свою память не жалуешься? — с улыбкой спросил Славин.
— Нет.
— Как же ты забыл сказать, что вы обворовали квартиры по улицам Якуба Коласа и Деревообделочной? Или хотя бы о том, что часть похищенного хранилась у тебя дома?
Парень потупил глаза и судорожно мял шапку.
— Ну, что молчишь?
— А что тут говорить, — отрешенно пробормотал парень, — вы же и так все знаете.
— Ты еще не понял, что правдивость прежде всего тебе лично нужна?
Рыбаков еще ниже опустил голову и так же тихо ответил:
— Я теперь все время думаю об этом, и если бы вы меня не вызвали, я все равно написал бы повинную. Да, мы действительно совершили еще две кражи, я могу показать, где эти квартиры находятся.
— Где похищенное?
— Дома.
— Мать знала о том, что эти предметы ворованные?
— Не знаю... догадывалась, наверное...
Славин хорошо видел, как трудно сейчас давать парню показания против родной матери, и с горечью подумал, что в жизни таких семей наступает момент переоценки ценностей, когда младший дает оценку действиям старшего. Он опять повторил вопрос:
— Мать догадывалась или знала, что ты воруешь?
— Знала... она говорила, что если попадусь, чтобы пенял на себя.
Славин приказал двум милиционерам передать Рыбакова следователю для допроса, а сам еще раз внимательно прочитал протокол допроса матери Рыбакова. Он весь пестрил словами «не знаю», «не видела», «даже не предполагала». Майор позвонил начальнику следственного отделения и спросил:
— Как забрались воры в квартиру Рыбаковой?
— Подобрали ключ.
— Сколько замков в дверях?
— Два. Но, по заявлению Рыбаковой, в этот день дверь была закрыта на один нижний замок.
— Изъяли его?
— Так точно. Приблизительно через час-полтора эксперты дадут заключение: открывался он посторонним ключом или предметом.
— Проследите, чтобы следователь подробнее выяснил у Эпштейна и Рыбакова, что они отдавали этой женщине, и сравните со списком похищенных у нее вещей. После того как будет получен ответ эксперта, покажите мне все материалы. Пусть следователь узнает у ребят, кто из их знакомых мог залезть в квартиру Рыбаковой, и выяснит у Кости, на сколько замков обычно закрывалась их квартира.
— Я понял, Владимир Михайлович, и, как только выясню все, сразу же доложу.
После этого Славин связался с дежурным и спросил, где сейчас находится Дроздович. Дежурный ответил, что тот наблюдает за домом Алматова.
В конце дня Славин встретился с Рыбаковой. Это была женщина мощного телосложения. Выше среднего роста, с высокой и пышной прической светлых волос. Тяжело и уверенно ступая, она подошла к столу, села на стул напротив Славина. Рыбакова старалась вести себя естественно и непринужденно, но майор уловил в ее движениях, первых же словах огромное напряжение. Ее глаза смотрели вопросительно и тревожно. Славин не стал тянуть время и сразу же перешел к главному.
— Смотрите, — майор положил перед ней два исписанных листа бумаги, — вот это список похищенных, как вы заявили, в вашей квартире вещей и предметов, а это — список вещей и предметов, которые украли из квартир Эпштейн и ваш сын и передали их вам. Списки, как видите, идентичны, или, проще говоря, вещи и предметы, принесенные в вашу квартиру ребятами и «похищенные» у вас — одни и те же.
— Вы что, хотите сказать, что...
Славин перебил ее:
— Я хочу, чтобы вы сначала выслушали то, что я хочу сказать. Тогда, уверяю вас, вам не надо будет строить догадки.
Его спокойный, но не терпящий возражений тон заставил женщину прерваться на полуслове. Славин достал из папки следующий лист бумаги.
— А вот заключение технической экспертизы, в котором делается категоричный и однозначный вывод: никаким посторонним ключом или предметом замок, изъятый следователем из дверей вашей квартиры, не открывался. А вот... — Славин снова достал из папки новый документ, — протокол допроса Эпштейна, который рассказывает, когда и при каких обстоятельствах часть похищенного передавалась вам. И, наконец... — майор опять раскрыл папку, а сам внимательно посмотрел на собеседницу. Она со страхом смотрела на папку.
— Что, надоела вам эта папка? — слегка улыбнулся Славин. — Наконец, показания вашего сына. Он полностью подтверждает слова Эпштейна и считает, что никакой кражи из вашей квартиры не было. Я тоже согласен с ним и прежде, чем решить вопрос о возбуждении уголовного дела по факту кражи, со всеми вытекающими для вас последствиями, в случае ложных показаний, я решил откровенно поговорить с вами. Теперь я сказал все, что хотел сказать, и слушаю вас.
Женщина опустила голову. От этого движения ее пухлые щеки обвисли и лицо приобрело какую-то неестественную форму. Рыбакова молчала, и Владимир Михайлович решил не торопить ее с ответом. Потом она пробормотала:
— Да, кажется, я попалась. Поверьте мне, товарищ начальник, мне было страшно за сына... и за себя тоже... Я думала, что, убрав из квартиры все, что он приносил, я смогу ему как-то помочь...
Славин достал из ящика лист бумаги, протянул ей:
— Вот вам бумага, а вот ручка. Сядьте в коридоре, там есть стол и стул, напишите всю правду.
Женщина согласно кивнула головой.
Славин долго сидел, тупо глядя на дверь, которая закрылась за Рыбаковой. Сколько ему довелось видеть разных людей, преступников, которые даже гордились тем, что совершают преступления. Среди них были хитрые и коварные люди, идущие на любые уловки, чтобы добиться своей цели. А эта женщина сознательно губила жизнь сына, отравляя неокрепшее сознание ребенка своим недостойным, а порой и преступным поведением.
Он потянулся к телефону.
— Товарищ Ковчин, решите вопрос о привлечении Рыбаковой к уголовной ответственности за ложное заявление, дачу ложных показаний, посоветуйтесь с прокурором, расскажите ему об образе жизни этой женщины и о том, что она вовлекала несовершеннолетних в преступную деятельность...