— Понимаю, понимаю. Сестрой я её считал, потому и отношение у меня к ней было… родственное.
А ну скажите, хоть один человек из сидящих здесь хоть раз слышал, как я говорил, что собираюсь на ней жениться?
Естественно, такого человека за столом не нашлось.
Однако Боженка ещё не собиралась сдаваться:
— А хоть один человек слышал, чтобы он говорил, будто не желает на мне жениться?
— Ты бы ещё спросила, не слышал ли кто, что я не желаю жениться на Касе Фигуре! <Одна из самых популярных современных польских киноактрис.> — разозлился Тадеуш. — Что не собираюсь жениться на датской королеве Маргарет, тоже никто не слышал.
Так что, теперь её супруг Генрих вызовет меня на поединок или наймёт киллеров?
Королева Маргарет вроде бы произвела впечатление на Божену, как-то очень доходчиво это прозвучало. И в самом деле… Девушка вдруг почувствовала, что почва уходит у неё из-под ног. Так приятно было все эти годы чувствовать себя почти невестой и сознавать, что муж ей послан самой судьбой, а вот теперь он отпирается от неё без зазрения совести, и даже родной отец её не поддерживает.
И тогда Боженка предприняла последнюю попытку — решила припугнуть неверного жениха.
— А в твой дом ночью какие-то бандиты подозрительные вещи заносили! — с торжеством заявила она.
— Ну и что? — холодно поинтересовался Тадеуш.
— Как что? Я могу в полицию заявить.
— Да хоть в Интерпол! Заявляй, пожалуйста.
Уже и без того сделала из себя идиотку, так что твои заявления никого не удивят.
Пани Халина встревожилась:
— Сынок! Подозрительные вещи?!
Тут Тадик решился первый раз соврать, не мог же он выдать чужую тайну.
— Мама, так и быть, ради тебя поясню. Кореш привёз мне мои книжки. Правда, сделал это ночью, раньше не мог. Как мы договорились, оставил сумку в гараже — туда можно запросто войти, — чтобы мачеху не будить, она же такая язва, не хуже вот этой…
А раз Боженка упёрлась донести на книжки — её дело.
— Какой кореш? — хотела знать пани Халина.
— Бартек. У него давным-давно были мои учебники и ещё кое-какая литература по специальности.
Ты помнишь, мы у него часто занимались, так мои книжки до сих пор там оставались. А тут они переезжать задумали, вот он и привёз их мне все сразу, когда выдалась свободная минутка. А при чем тут бандиты, так ты спроси Боженку, ей виднее. И на кой ей понадобилось совершенно незнакомым людям устраивать скандалы, тоже можешь поинтересоваться. Того, что я слышал своими ушами, рыночная торговка постыдилась бы. Да и сегодня наверняка выступила не хуже. Дядя Бронек, может, вы дочери растолкуете, что не положено так себя вести?
— А почему они меня в свой дом не пустили? — заорала Вожена.
— Ас чего они должны тебя впускать? Приходит без приглашения, да ещё с ходу начинает ругаться. Я сам слышал, собственными ушами, так что можешь не заявлять, что ты ни при чем, что начала моя мачеха, хотя она тоже особым умом не отличается и характер у неё не мёд. И вообще, запрещаю тебе появляться там и позорить меня. Поняла? А если осмелишься — сам тогда полицию вызову.
— Это как же понимать? — обратился к дочери сантехник. — Тебя не пустили в дом, а ты силой хотела прорваться?
— Выгнали в дверь, так она в окно полезла, — не преминула по-своему откомментировать бабушка.
Перед отцом Вожена струсила. Она знала, к каким педагогическим аргументам прибегает отец — ремнём по заднице (впрочем, другие аргументы до неё не доходили), и ей вовсе не хотелось опять испытать тяжесть отцовской руки. И она сразу сбавила тон:
— Ну что ты, папуля, никуда я не лезла. Просто спросила. Неужели уже и спросить нельзя?
— Весь вопрос в том, как спросить, — заметил Тадик.
— И нечего бабушке придумывать, какое окно?..
— А зачем вообще ты туда пошла? — не унималась старушка.
— Посмотреть, как Тадик живёт.
Тут уже не выдержала пани Халина:
— Да какое твоё дело? Я мать, и то не проверяю, парень взрослый, совершеннолетний, живёт, как находит нужным, а ты проверку устраиваешь. И потом, десять лет тебя воспитываю, и все впустую, никак вежливости не научишься, держать с людьми себя не умеешь. Да что же это такое?
— До чего я дожил, такие вещи о родной дочери приходится слышать! — вдруг разбушевался сантехник. — Чтобы больше мне такого не было! Нечего к посторонним людям силой врываться, нечего им скандалы устраивать. Я ведь не посмотрю, что тоже совершеннолетняя, выпорю так, что сесть не сможешь!
Вспомнил пан Бронислав, как много лет назад, возвращаясь с работы, застал у собственного дома скандал, зачинщицей которого была его покойная жена. Тогда он, втянув голову в плечи, чтоб никто не узнал, сбежал переулками подальше от дома, сгорая со стыда за беснующуюся в самом центре циклона фурию. Думал, с этим давно покончено, и вот вновь приходится переживать нечто подобное.