Арани помолчал, оглянувшись по сторонам. Инара впервые увидела на его лице что-то, кроме равнодушия. Юноша гневно сжал кулаки.
- Я очнулся в вонючей клетке раба. Вот как меня взяли в плен.
Арани замолчал и больше от него не смогли добиться ни слова.
Фепий задумчиво смотрел на догорающее пламя, а потом заговорил. От него часто слышали шуточки, ругань или пустую болтовню. Но в этот раз из его уст полились стихи.
Что, если в тяжком сне, взобравшись на вершину,
Я перестану быть, молиться. Петь. Дышать.
Что, если этот мир навеки я покину.
И воспарит душа. А телу замерзать.
Ты вспомнишь обо мне? Хоть на минуту вспомнишь?
Вздохнешь, заговорив: «Он был мне всех милей».
И саван из снегов мне молча приготовишь.
И будет вьюга выть все громче и все злей.
Усну, усну навек. А засыпая сладко,
увижу дом родной и в окнах яркий свет,
Тебя в простом платке над детскою кроваткой.
И ты поешь о том, кого уж больше.... нет.
- От этих слов у меня мороз по коже, - вздрогнув, пробормотала Инара. - Давайте укладываться спать. Возможно, буря как раз утихнет.
Ее спутники, не возражая, расстелили дорожные одеяла и улеглись на ровном каменном полу. Дорога так вымотала их, что заснули они очень быстро. И огонек танцующий над углями, мигал одиноко, не в силах защитить своим светом этих заблудившихся во тьме одиноких людей.
Ясен лишь почувствовал, как амулет, висящий у него на груди, словно нагрелся, а потом стал уж совсем горячим. Мальчик сжал его, не задумываясь, ладонью, и задремал, чувствуя что с этим оберегом он в полной безопасности.
Ровное дыхание спящих долго разносилось по пещере, когда откуда-то из самой черной тьмы, из глубоких щелей и трещин нечто стало выползать наружу. Ирион приподнял голову, то тень взмахнула дырявым призрачным крылом, и конь бессильно склонил голову. Только грива его слабо мерцала серебром в темноте.
Тени бесшумно ползли под камням, пока не склонились почти ласково, над спящими.
Безглазые, с протянутыми руками, они жадно припали к Инаре и Фепию, но, когда одна из них подползла к Ясену, он шевельнул ладонью с зажатым в пальцах оберегом, и тень шарахнулась прочь.
Одна из теней раззявила свой рот и начала шептать что-то над Фепием. Путешественник беспокойно завертелся, замотал головой, но тень причитала, припадая к груди, вытягивая из человека его силы, всасывая в себя жизнь. А потом повелительно взмахнула рукой, и Фепий встал, не открывая глаз, как ходят зачарованные луной, протянул руки перед собой и пошел на заплетающихся ногах к выходу из пещеры.
Если бы он не задел случайно рукой Ириона, все путешественники погибли в ту страшную ночь. Конь очнулся от мертвого сна и заржал. Ясен вскочил, как будто его толкнули, и по наитию выставил вперед амулет. Изображенный на нем круг с загнутыми лепестками слабо отразил почти угасший свет от костра и осветил пещеру. Амулет стал расти прямо в руках мальчика, пока не стал настоящим щитом из дерева, окованного железом. И тени шарахнулись, рассыпались в разные стороны.
- Это блазники! - крикнул Арани, хватая голой рукой головешку из костра. Он начал размахивать пылающей головней, отгоняя блазников прочь от неподвижно лежавшей Инары.
- Фепий! - крикнул Ясен, показывая на мужчину. Путешественник стоял, покачиваясь, как пьяный, над обрывом у входа в пещеру. Он не отозвался на крик мальчика.
Арани бросился к выходу. В этот момент тень скользнула меж ним и Фепием, и мужчина беззвучно упал со скалы. Арани, не раздумывая, бросился грудью на камни, пытаясь схватить рухнувшего в пропасть человека, но Фепий уже летел вниз. Летел брошенным камнем в снежное покрывало, укрывшее острые скалы. Буря утихла, но разглядеть что-либо в ночном полумраке было почти невозможно. Фепий исчез. Горы поглотили его, как прятали в своих бесчисленных каменных складках все, что когда-то туда упало.
Ясен стоял возле царевны с поднятым щитом, хоть его и трясло от волнения и пережитого страха. Мальчик осторожно склонился над Инарой, осмотревшись по сторонам. Тени сразу после падения их друга куда-то исчезли, словно, добившись своего, насытились его гибелью и отползли в свои норы. Но Ясен чувствовал опасность, как занозу, засевшую под ногтем.
Ясен встал перед царевной на колени и, судорожно вздохнув, склонился над ее лицом, затаив дыхание. Хоть бы она была жива. Сил у него было не так уж много, но ради жизни Инары он готов был отдать все, что мог. Эта смелая девушка, нежная, хрупкая, как первоцвет, была сильнее многих мужчин.