– А чем ты можешь мне помочь?
– Я могу все! – с вызовом, практически прокричал мне в ответ этот маленький человек. – И продукты могу купить, и донести могу, и машину помыть и дома прибрать. Если надо починить, могу что-нибудь молотком. Я умею молотком, честно, не смотрите, что я маленький, я умею!
Он кричал, пытаясь убедить меня в своей силе. Его глаза горели ярким огнем, в голосе был вызов.
– Давай я тебе просто так дам денег? – я опустилась рядом с ним на корточки и взяла за пуговицу. При ближнем рассмотрении я увидела опухшие с краснотой веки от недавних слез и страх, спрятанный за огнем. Было видно, как он боялся, что ему не поверят, не дадут возможность показать, на что он способен. – Так что? Сколько тебе надо.
Он сделал шаг назад, и его глаза сузились в маленькую щелочку презрения.
– Я умею воровать, – гордо, но уже тихо сказал он. – Если б я захотел, мог бы и сам взять, большого ума не надо. Вон, у вас кошелек в сумке на самом верху лежит – бери не хочу. Но мне чужого не надо. Я все умею, даже молотком.
Я машинально перевела взгляд на сумку и в очередной раз подтвердила, что я раззява. Сумка нараспашку, кошелек действительно сверху.
Маленький серьезный человек, понимая, что зря теряет со мной время, молча повернулся и собрался было отойти, но я, почувствовав, что пуговица, которую я все еще машинально держала в руках, стала выскальзывать из пальцев, оторвалась от кошелька и вернула волчонка на место.
– Ты куда? Мы еще не договорили, – слезы царапающимися кошками блуждали по моему телу, но я усилием воли не давала им добраться до глаз. – Знаешь, мне действительно нужно кое-что.
Он пристально посмотрел на меня, как будто пытаясь понять из жалости или действительно. Я сделала максимально серьезный вид и перешла на деловой тон. Жалости в тоне не должно быть и близко, раскусит, поймет. А жалеть его нельзя, было видно сразу – не тот формат. Не попрошайка – одинокий волчонок, гордый и сильный в свои шесть лет.
Я четко понимала, что встреча отложилась сама собой на неопределенный период, ну и Бог с ней, успею.
– Так что нужно делать? – по-взрослому, серьезно спросил он, скрестив на груди руки. Он успокоился, его не жалели, а нанимали на работу.
– Ну, во-первых, – я судорожно пыталась придумать, что же мне надо из того, что ему по силам. – Давай начнем с машины. Фары грязные, стекла. Сможешь почистить?
Я включила тон директора и с недоверием прищурила глаза.
– Если будешь халтурить, за работу не заплачу, – строго сказала я.
– Я не халтурю, – он сверкнул волчьими синими глазами. – Где машина, пошли, – скомандовал он, и я покорно, подчиняясь его тону, двинулась за ним, указывая путь.
Мы подошли к машине, человечек потребовал тряпку и без лишних слов сразу приступил к работе. Он старательно тер стекла грязной тряпкой, не пропуская и миллиметра. Пыль двигалась, повторяя его движения, иногда взлетая вверх, затем опять примагниченная стеклом, садилась обратно. Я молча наблюдала за процессом. Машина чище не становилась, но суть была не в этом.
– Мы, кажется, забыли договориться о цене, – я потрогала его за плечо, отвлекая от работы. Он остановился, посмотрел на меня своим взрослым взглядом и вытер лоб грязной рукой, чем оставил на нем серый пыльный след.
– Сколько сочтешь, столько и дашь, – коротко, не церемонясь, сказал он, переходя на ты. Как на равных… И стал тереть машину дальше.
– А как тебя зовут?
– Ваня, – не поворачиваясь, буркнул в ответ.
Он отвечал сухо, коротко и по смыслу. Детского в нем не было ничего, кроме роста и размера одежды. Я внимательно наблюдала за этим маленьким человеком и чувствовала перед ним определенный страх, смешивающийся с безграничным уважением.
– Скажи, – не унималась я. – А что ты купишь на эти деньги, я надеюсь, не сигареты?
Я скрестила на груди руки с видом учительницы и вонзила пристальный взгляд в его маленькую спину, дожидаясь ответа. Должен же быть подвох. Я каждый день встречала массу беспризорников на своем пути, и все из них убеждали меня, выпрашивая деньги, ничего не предлагая взамен, что они не курят и не пьют, а есть хотят. Я всегда давала, мне не жалко. Но потом я видела, как они в подворотне, честно клявшиеся, пускали чинарик по кругу, удовлетворяя никотиновую зависимость. Не осуждала, не от хорошей жизни делали они так. Я просто видела это, не делая никаких выводов, и когда просили опять… опять давала. Вдруг в этот раз на хлеб потратят. Но в этом малыше определенно было что-то другое. Серьезное, взрослое, болезненное.