Пристальный, пронзительный взгляд, давлению которого просто невозможно было не покориться.
Несмело, покорно киваю.
- Так что... давай уже покончим со всем этим - раз и навсегда.
Стою, заледеневшая. Боюсь даже пошевелиться.
Но того и не потребовалось вовсе: силой хватает меня за руки и убирает их с моей груди.
Слезы тотчас подступили глазам и грохнулись вниз, стекая извилистыми дорожками по жгучему, покрасневшему от стыда и смущения, лицу. Решительное, окончательное действие - и разомкнул, развязал импровизированную одежину, оголяя все мои тайны для себя сполна. Оголяя... «мерзкую душу».
Нервически сглотнул.
Не шевелится более. Даже не моргает. Не дышит.
Лишь внимательно, с ужасом изучает все мои «письмена», сделанные рубцами и шрамами.
Долгая, жуткая минута - и внезапно потянулся рукой, дернув, скинув с плеча лямку бюстгальтера, а то и вовсе желая полностью стащить с меня белье.
- Не надо, - испуганно вскрикнула я, прикрываясь враз.
Однако в этот же миг постучали в дверь - распахнулась оная настежь.
- Вы там живы?
В страхе дернулась я, попытка спрятаться за спиной Гриши, но уже и сам он отреагировал - тотчас схватил, прижал к груди, скрывая в своих объятиях.
- Идем! - неистовым криком.
- Пардоньте, - попятился молодой человек, отворачиваясь. - Просто, Ерем, тебе там зае***и трезвонить... - бросил робкие оправдания на прощание и пулей убрался прочь.
***
Быстрый, ленивый взгляд на экран телефона - и отбить вызов, выключить звук.
А дальше было вовсе нечто странное и пугающее.
Хотя, чего странное? Именно этого я опасалась. Именно это и получила.
И как бы Еремов не «свистел» там о внутренней моей красоте, и о исключительной важности лишь «чувств и деяний», вернулся в зал ко всем своим знакомым совсем другим человеком. Ни веселья, ни задора, ни даже просто доброты, человечности.
Холодный, замкнутый, черствый, постоянно огрызается. А шутить в его сторону - вообще не вздумай.
Хмурится, злится на что-то, грузится тугими мыслями. Уже больше получаса ковыряется в своей рыбе, словно та застрявшая скотина в болоте.
- Гриш, что не так? - наконец-то не выдерживает Боря и бросает ему тихо.
- А? - уставился на него в непонимании Еремов, нехотя отрываясь от раздумий.
- Что случилось? Еще больше накрыло? Или дерябнул?
- Точно, - словно прозрел Григорий. Разворот к товарищам: - Колян! Слушай, там же вроде с прошлого раза еще пару бутылок водки осталось, верно?
Обмерла я, словно передо мной только что расстрельный взвод свои дула возвел. Не дышу.
- А... ну... вроде, - замялся тот.
- Алтухов, будешь? - кидает дружественный взгляд на мужчину Еремов.
- Ну, - скривился Виктор Семенович. - Я же уже говорил. Хотя... за такую встречу... Как говорится, грех не выпить. Так что, - улыбнулся, махнув рукой, - наливай!
Залпы.
Глава 15. Потаенное
Глава 15. Потаенное
***
Ко всему случившемуся мне только пьяного Еремова не хватало. Пьяного, злого. И неудовлетворенного. Меня больше не замечал. Даже косых взглядов не бросал, и на «случайные» касания, как впредь, не отваживался.
Сижу, гружусь уже и я. На глазах застыли слезы. Унижена, растоптана, но даже от стыда некуда спрятаться. Некуда и не как. Нельзя же просто взять встать и уйти. Или можно? Наплевать на всё и всех - и долой рвануть, куда глаза глядят. Или что?
Или сама виновата? Зачем, идиотка, согласилась на уговоры? Дура! ДУРА КОНЧЕННАЯ! Любви захотелось? Ну, так и играла бы! Зачем остановила? Зачем вообще всю ту песню завела? Надо было как с мужем, тогда еще, до развода: подпоить, свет выключить - а там уже неважно было бы ему: хоть швабру обнимать, хоть чучело.
Хоть раз - а все же счастье да перепало бы...
С*ка, идиотка конченная...
- Пошли, покурим, - внезапно выпаливает в нашу сторону Борис: то ли мне, то ли Еремову. Мигом устремляю взгляд: естественно, Грише. Не сразу поддается уговорам тот: сопротивляется; пьяный, отнекивается; шуточки дурные бросает.
Но минуты упорства - и победа за Кузнецовым.
Шатаясь, словно моряки во время качки, пошагали к двери...
Долгие, жуткие, разрывающие сознание минуты моего ожидания, неведенья, волнения и одиночества (среди толпы)...
И вдруг звонок. Вновь пропущенный Еремову. Живо хватаю со стола аппарат и бегу на выход, по пути вежливо оправдываясь заботой о благоверном.
Конечно, плевать, по большому счету, кто и почему звонит - но, может, хоть так, с глазу на глаз, уговорю поехать домой... или хотя бы меня одну отпустить, в отделение. Если сегодня Петрович там будет дежурить - уже будет с кем ночь скоротать, режась в дурака или нарды.