— Ну, поздравляю вас с законным браком! — подает мне расщепленный указательный палец правой руки. Я принял его в свою ладонь и почувствовал, как он сух и жёсток, одна кость, исковерканная и раздробленная. Галка тоже взяла в ладонь его палец. Потом мужчина кивнул на лежащее на столе свидетельство о браке и со вздохом сказал:
— Берите уж сами, а то я вам и так настроение испортил. Да будьте счастливы.
Резанул этими словами по сердцу, и спазмы сдавили мне горло. Прокашлявшись, я сказал:
— Мы с женой никогда не забудем этой минуты. Как ваше имя-отчество?
— Николай Семенович.
— Николай Семенович, мы приглашаем вас на наше небольшое торжество. Мы сейчас поедем в сельмаг, а на обратном пути заедем за вами.
— Спасибо, детки, но, наверно, не смогу. Потом обратно добираться с моим здоровьем...
— Ладно, Николай Семенович, тогда не уходите пока никуда, мы все равно сейчас сюда заедем.
Купив в сельмаге ящик водки, подъехали к сельсовету. Я поставил на стол бутылку, Галка закуски достала. А стаканов нет. Николай Семенович показал на зеленую кружку, что стояла на бачке с водой:
— Давай по-солдатски.
Я налил полкружки, подал ему, а он не может взять, не за что уцепиться расщепом. Тогда я освободил ручку кружки, повернул ее к Николаю Семеновичу. Он защемил ручку пальцем, культей подхватил под дно.
— Так вам бы положено первым выпить, — говорит.
— Пейте вы, пейте за наше счастье.
— Ну, пусть будет так! Пусть будут счастливы и ваши дети!..
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
К моему приезду Галка, отработав послеинститутский минимум, вернулась в Зауральск.
И вот я дома. Снял морскую форму. Быстро перезнакомился с пишущей братвой. Узнал, что на одном из заводов требуется «литраб» в многотиражку. Позвонил по телефону в редакцию:
— Вам нужен литработник?
— Да, нужен, — ответил женский голос.
— Давайте договоримся.
— Давайте. Приезжайте завтра, с документами, привозите, что у вас есть написанного...
— Хорошо.
Назавтра у проходной завода снял трубку и позвонил в редакцию:
— Так я пришел.
— Сейчас выйдем.
Вскоре через одну из пронумерованных кабин проходной вышли двое: женщина, высокая, круглолицая, курносая, лет под пятьдесят, и мужчина такого же возраста, щупловатый, застенчивый, прихрамывающий. Направился к ним, словно знал, что это и есть те, которые пообещали выйти.
— Здравствуйте! Это я, Зайцев Андрей.
Поручкались. Женщина назвалась: «Голубева Анна Иосифовна...» Мужчина сказал: «Шустов Вениамин Евгеньевич». Какие-то имена и фамилии ласковые, ни одной буквы «р». Видать, ничего люди, особенно Шустов.
— Вы уж нам скажите свое отчество, — попросила Голубева, — а то так неудобно как-то.
— Да ну, неудобно! Зовите меня Андреем. Петрович я по батюшке, но меня так еще никто не величал...
— Ну, знаете, работа ведь...
— У нас зарплата литработника — восемьдесят рублей, — вводит в курс дела Голубева. — Маловато, конечно...
— Вы женаты? — спрашивает Шустов.
— Женат.
— Вы уже работали в газете? — задает вопрос Голубева.
Этого вопроса больше всего и боялся я. Потому что в газете не работал, а только сотрудничал во флотской печати как военкор. Часто мои заметки, зарисовки и очерки публиковались с большими сокращениями и правкой. Это иногда сильно расстраивало и пугало. Все мечтал о том времени, когда смогу увидеть напечатанным свой материал в таком виде, как сам написал, со своим заголовком, без чужих поправок, сокращений и добавлений. Во флотскую газету я посылал свои корреспонденции почтой, заметки писал, уединившись в штурманской рубке. А тут предстоит писать на глазах у настоящих газетчиков, придется краснеть, видя, как при мне правят мой материал. К тому же, здесь темы другие, заводские. При этой мысли стало страшно. «И зачем я только лезу в это дело? Может, сейчас распрощаться вежливо с этими людьми и двинуть на стройку, где все знакомо, где чувствуешь себя уверенно, как дома?» И вдруг вопрос: