Уходя в цеха по заданию Голубевой, урывал час-другой, чтобы и там выяснить дело с рацпредложениями. Не только в литейном, но и в других цехах многие из указанных в журнале предложений оказались не внедренными. Записано: «С целью облегчения труда рабочих установить на термическом участке консольный подъемник». Иду на участок, беру с собой уполномоченного по рационализации, спрашиваю: «Где подъемник?» Тот шарит глазами по участку, словно попал сюда впервые. Нет подъемника. «Промахнулись, — говорит уполномоченный. — Но мы установим, я их заставлю...» Значит, акт фиктивный.
«Внедрить приспособление для удобства обрубки детали...» Прихожу к обрубщику: «Где приспособление?» — «А вот оно», — и ботинком показывает на обыкновенную металлическую чушку, которую просто нашли на свалке и подкладывают под обрубаемую деталь.
Завхозы связывают две кисти вместе — «для более широкого захвата площади при покраске»... Механики предлагают при ремонте станков «головку болта утопить в специальное углубление», начальники инструментального хозяйства меняют одно сверло на другое, затачивают резцы «под углом сорок пять градусов вместо сорока трех», предлагают использовать в работе «ранее списанные протяжки». На деле оказывается, что протяжки эти никогда в работе не были, а «списали» их потому, что временно было прекращено производство деталей. Теперь эти детали снова в производстве, и протяжки потребовались. Начальник инструментального хозяйства греет руки, хвалит себя за находчивость: «Хорошо, что не выбросил протяжки, а только списал!» Оказывалось, что резцы были изготовлены с отклонением от чертежа, что технологи указали не то сверло, а рабочие обнаружили и потребовали другое. Начальник инструментального хозяйства выдает им подходящее сверло, а себе рацпредложение записывает, так оформляет, будто чуть ли не новый способ сверления предложил.
Часто бывая в цехах и отделах, беседуя с десятками людей, убедился, что на заводе действительно плевое дело подать рацпредложение. Все, как и говорил Гребнев.
Каждый цех стремится перевыполнить план по рационализации и получить премию. План цехам спускает заводской БРИЗ, а заводу — Главк. Попробуй завод не выполни задания Главка по рационализаторской работе — не видать ему первого места в социалистическом соревновании. Вот почему в конце каждого месяца и квартала в заводском БРИЗе бывает суматошнее, чем в диспетчерской. Дотягивается план. Под эту шумиху в цехах все принимается за рационализацию: отремонтированный по плану станок, заделанная в полу выбоина, новые черенки к лопатам...
Я заметил, что «активными рационализаторами», как правило, оказываются работники механической и энергетической служб. Они, занимаясь ремонтом и установкой оборудования, не стесняются оформлять как рацпредложения то, что положено делать по долгу службы, за оклад. А план, спускаемый заводу «сверху», с каждым годом растет. Растут и возможности для процветания этой «липовой» рационализации...
Когда от всего, что удалось узнать, выяснить и обнаружить за два месяца «исследований», у меня голова пошла кругом, задал себе вопрос: а что дальше? Писать фельетон? Но фельетоны с продолжением, к сожалению, печатать не принято. А материала набралось на тысячи строк. Проблемную статью в журнал? Дело долгое, пока напишется да напечатается. И напечатается ли?
А душа горит, совесть велит действовать, не дает спать по ночам. Кто-то из знакомых заметил: «Что-то ты, Андрей, похудел...» Но несмотря ни на что, состояние души великолепное. Я жил в предчувствии и ожидании чего-то необыкновенного, чувствовал, что снял с себя какой-то грех и зарядился ясной уверенностью в своей правоте, в правоте Гребнева... Но что же дальше?
Понял: один в поле — не воин. И пошел в партком, рассказал обо всем секретарю Андрею Яковлевичу Сенькову. Тот поскреб лысину указательным пальцем (вспотела во время моего рассказа) и как-то печально спросил:
— Слушай, а это все правда? Ты не сочиняешь?
— Нет, не сочиняю. Такого не сочинишь. И это, пожалуй, не все еще... Не сам дошел до этого — люди подсказали.
— Покажи блокнот! — Я отдал ему блокнот с записями. Тот перелистал его почти весь, снова почесал лысину. Нажал кнопку — вошла секретарша. Он посмотрел на нее, сказал: «Не надо». Схватился за телефон, потом положил трубку.
— Ах мерзавцы! Ах мерзавцы! Так что же будем делать-то, Андрей Петрович?