— Эй, пацаночки! — крикнула смуглая женщина, стоявшая впереди других. — Каким это вас ветром к нам занесло? Может, землячки?
— Московские мы, тетенька! — отозвалась одна из девчонок, отряхивая руками подол коротенькой синей юбки. — А как у вас тут житуха? Печенье к чаю дадут?
— Дадут! — засмеялись женщины. — Догонят и еще раз дадут!
— Прекратить разговорчики! — крикнул конвоир. — Сколь разов толковать можно? Эй, вахта, принимай бригаду! Слышь ты, как тебя там, черноглазая! Отворяй калитку, нечего бригаду держать!
Черноглазая вахтерша рассмеялась:
— Чего расшумелся, Петрович? Аль командира взвода учуял? Не кричи, сейчас примем. Подождут невесты твои!
Кто-то из «невест» подзадорил конвоира:
— Правильно, стрелочек, никакого у нас на вахте порядка нет. Люди с работы пришли, а они вон что — в зону не пускают. Ты им, милок, растолкуй, что и к чему.
Смуглая женщина добавила еще что-то к этим словам, и все, кто стоял рядом с ней, громко расхохотались. Все в бригаде прекрасно знали, что стрелок кричит только для порядка. Он водил их с весны, все к нему привыкли и по-своему жалели этого пожилого человека, вынужденного на старости лет мотаться целый день да еще отвечать за своих подконвойных.
Каждое утро, когда бригада выходила за ворота зоны, повторялось одно и то же. Пересчитав людей, стрелок произносил обычное: «Бригада, внимание…». Женщины нетерпеливо выслушивали традиционные слова, и кто-нибудь обязательно кричал: «Знаем, выучили! Кончай молитву!». И когда наконец стрелок заканчивал: «А ну, давай следовай!» — все дружно подхватывали: «Следова-а-ай!» — и хохотали.
«Бессовестные, — ворчал стрелок уже на ходу, — хоть бы начальства постыдились. Вот уйду от вас, тогда вспомните…».
Женщины отвечали: «Ох и здорово было бы! Дали бы нам молоденького…».
Машинисту Илье Тимофеевичу много раз приходилось наблюдать вывод бригад на работу и прием их в зону после окончания рабочего дня, и он хорошо знал, что далеко не на всех лагпунктах эта церемония происходит так, как на подразделении капитана Белоненко. Но Анна Ивановна, недавно работавшая на этой ветке, осуждающе заметила:
— Скажи пожалуйста — разве это порядок? Смеются, ровно с гулянки пришли. Какая же это тюрьма, если у них одни хаханьки на уме? И капитан этот твой — хоть бы прикрикнул для порядка. А то вон стоит, словно дело не его.
Машинист покосился на нее:
— Ишь ты… смеются… Так что ж им, весь срок плакать, по-твоему? Не бойсь, они свое отплакали… Видывал я всякое. Мне и в зоне бывать приходилось. Погляди-ко: забор и вышки по углам. И вся тут тебе радость. Год так, два, три… Словом, по делам и почет. А есть такие, что сроков понахватают — дай бог… Ну а все-таки живые люди. А живого человека, куда его ни сунь, ничего живого лишить нельзя.
Он помолчал, а потом добавил:
— Пусть себе посмеются. Значит, дышат они. Ну, однако, нам пора — разгрузили.
Он легко взобрался по крутой железной лесенке на паровоз, за ним понуро поплелась Анна Ивановна, и через секунду заливчатый свисток «главной» дал отправление. Состав «местного значения» из двух товарных вагонов, одного пульмана и двух платформ неторопливо двинулся дальше.
Наконец бригаду впустили в зону, где у ворот уже толпились женщины, вышедшие по традиции встречать новый этап.
К смуглой женщине, бригадиру сельхозбригады, подошла девушка в стареньких, сильно поношенных спортивных брюках и вязаной, тоже старенькой, но аккуратно заштопанной шелковой тенниске. Девушка до удивления была похожа на знаменитую киноактрису Франческу Гааль из фильма «Петер». Те же веселые веснушки, тот же задорно вздернутый нос и такие же коротко подстриженные светлые волосы.
— Откуда пацанки, Даша? — спросила девушка.
— Здорово, Соловей, — дружески кивнула ей бригадир. — Говорят, москвички. Представляешь — малолетки! С чего бы это их к нам?
Соловей повела плечами:
— Начальству с горы виднее. Думаю, однако, ненадолго их сюда…
— Привезли работничков, — рассмеялась Даша. — Бригада ух, работает до двух. Достанется кому-то счастьице…
— Тебе не достанется, — успокоила ее Соловей. — Их за зону не пустят. Они к нам временно, пока не отремонтируют шестой лагпункт. Там специальную колонию организуют.
— А Маше Добрыниной уже все доложили: кого привезли, зачем привезли и куда отправят, — прозвучал за спиной Соловья насмешливый голос. — Может, тебе сам капитан докладывал?
Маша Добрынина, не оборачиваясь, ответила: