— Товарищ комендант, — сказал он, — вводите людей в зону.
— Поднять вещи! — зычно скомандовал комендант, и ряды зашевелились, кто-то опять засмеялся, кто-то крикнул: «Ку-ка-ре-ку!».
— Женщины, освободите дорогу! — крикнула черноглазая вахтерша, которую все звали «Вишенкой». — Отойдите от ворот! Куликова, Добрынина, давайте назад!
Капитан Белоненко сказал что-то стоявшему возле него работнику конторы — пожилому мужчине с наголо остриженной головой. Тот взял со скамейки, стоявшей у проходной вахты, пачку пакетов и пошел к небольшому зданию, расположенному в глубине зоны. Прибывшие медленно входили в ограду, с любопытством разглядывая все, что теперь окружало их.
— Что же вы, начальнички, не написали на своем загоне «добро пожаловать»? — дерзко крикнула девушка лет пятнадцати с золотисто-рыжими кудрями и карими, в светлых искорках глазами.
— Дядя, а дядя! — подхватила ее соседка слева — маленькая, черненькая, вертлявая девчонка, весело поглядывая на коменданта Свистунова. — Почему ты, дядечка, такой грю-у-устный? Недоволен, что хлопот прибавилось? — Она вытянула трубочкой губы и смешно округлила черные, озорные глаза.
Сзади рассмеялись:
— Порастрясем тебе жирок, будь спокоен! Куда только бежать будешь?
— Ничего, девочки, — откликнулась рыженькая. — Я ему «цыганочку» с заходцем спляшу — вся грусть пройдет. Дядя, а дядя, хочешь — сейчас спляшу?
Ворота за ними медленно и бесшумно закрылись, но они, кажется, и не заметили этого. Передний ряд остановился, подчиняясь знаку коменданта.
— Ах, пацаночки! — жеманно сощурив серые в густых ресницах глаза, проговорила стоящая рядом с черненькой девушка-подросток с каштановой косой вокруг головы. — Ну как это мы самое главное забыли? — И, оглянувшись на задние ряды, взмахнула рукой: — А ну, три-четыре!
— Здрав жлам, гражданин начальник! Здрав жлам, гражданин комендант! — дружно и звонко отчеканили новенькие, став по команде «смирно».
Вишенка поспешно отвернулась, и губы ее задрожали от сдерживаемого смеха. Другая надзирательница откровенно улыбнулась. Круглое, с широкими светлыми бровями и такими же ресницами лицо коменданта Свистунова покраснело. Он нахмурился и взглянул на капитана Белоненко, который с живейшим интересом всматривался в своих новых воспитанниц.
Маша Добрынина шепнула Куликовой:
— Начинается цирк…
Среди встречающих прошелестел, но тут же смолк сдерживаемый смех.
Белоненко подождал, когда наступит тишина, и негромко ответил девушкам:
— Здравствуйте. И уж если вам так хочется, то для начала — добро пожаловать. А дальнейшее будет зависеть только от вас. Я хотел бы, чтобы вы так же дружно работали, как только что приветствовали меня и коменданта Свистунова… Сейчас, — после маленькой паузы добавил он, — вас поместят в карантинном бараке, где вы пробудете три дня. Потом вы будете переведены в специально отведенный для вас барак, и мы назначим вам бригадира.
По всей вероятности, вам предстоит пробыть на этом подразделении неделю-другую — до тех пор, пока для вас не подготовят совершенно отдельную от взрослых детскую колонию. А пока придется жить и работать здесь.
— А какая работенка будет, начальничек?
Да не очень трудная, — чуть усмехнулся Белоненко, — Будете вязать варежки. Для фронта.
— Варежки?
— Варежки! Ха-ха-ха! Что придумал, начальничек! Что же это мы, в богадельню приехали?
— Нас сюда привезли не работать, а срок отбывать! — выкрикнули из задних рядов. Белоненко чуть-чуть поморщился, и густые, темные, почти сходящиеся у переносицы брови его слегка дрогнули.
— Это уже я до вас сто раз слыхал, — сказал он. — Надо бы вам что-нибудь новенькое придумать… Времени ведь хватало, пока сюда ехали. Ну-ка, вот ты… — он безошибочно угадал ту, которая выкрикнула обязательную дня «блатного мира» формулу. — Подай-ка сюда. Да, да, вот ты, в синей косынке. Что прячешься за спины?
Девушка с худым некрасивым лицом нехотя вышла из рядов и стала перед начальником лагпункта. Ее крупные, привыкшие к работе руки неловко теребили конец старого синего платка. Капитан оглядел ее нескладную фигуру и остановил взгляд на руках.
— Из какой местности? — коротко спросил он.
Девушка подозрительно взглянула на него и отвела глаза.
— А что?
— Родители колхозники?
— Что вы меня о родителях спрашиваете? — зло ответила девушка. — Были колхозники, а теперь, может, на немцев батрачат… Это вы все здесь отсиживаетесь, бабьи подолы охраняете! — Голос ее, грудной и мягкий, постепенно повышался. — Я вам здесь все равно работать не буду! Сажайте сразу в изолятор, если только право имеете!