— Атас! — послышался наверху свистящий шепот, и рыжие кудри исчезли. С верхней нары в проход посыпались соломинки и, неторопливо кружась, упал обрывок бумаги. Шарфик Гусевой бледно-розовым комочком лежал на одеяле. В ту же минуту в купе вошла староста барака.
— Все читаете? — окинув Марину щупающим взглядом, произнесла Гусева. — И как это вам не надоело с книжечками сидеть? Зачем вам книжечки в таких условиях?
Она сняла с себя телогрейку и повесила на гвоздь в ногах своей постели. Потом быстро повернулась к Марине.
— А вы что, выходили куда? — с острым любопытством спросила она девушку.
Марина пожала плечами:
— Никуда я не выходила. Откуда вы взяли?
— Да ну как же, Мариночка! — поблескивая выцветшими своими глазками, заторопилась Гусева. — Шарфик-то мой… я очень хорошо помню, что вешала его вот на этот гвоздик, у окна. Он у меня всегда здесь висит… А вот видите — валяется на постели. Вот я и подумала, что вы накинули его и выходили куда-нибудь свежим воздухом подышать.
Марина помедлила с ответом, удержав себя от желания взглянуть на верхние нары.
— Я ведь… вы не думайте, Мариночка, я просто рада была бы, если вы согласились воспользоваться моими вещичками. Я знаю, у вас ничего приличного с собой нет, а молодой девушке всегда хочется…
— Ничего мне не хочется, — оборвала ее Марина, — а шарфик ваш я… я его действительно снимала с гвоздя. Меня заинтересовал рисунок — очень красивые розы. Извините, что не повесила обратно.
— Ах, что вы, что вы, какие пустяки! Значит, вам нравится? Хотите, преподнесу? В знак, так сказать, дружбы?
— Благодарю, — сухо ответила Марина. — Здесь мне шарфики не нужны.
— А книжечки? — с легкой усмешкой проговорила Гусева.
Марина не ответила, опустив глаза на страницу, но читать не могла. Она чувствовала на себе пристальный взгляд соседки, и это раздражало ее.
— Вы что-то хотите мне сказать? — не выдержала Марина.
— Сердитесь?.. — Гусева достала из кармана синего «форменного», как она его называла, халатика маленькое круглое зеркальце, посмотрелась в него и вздохнула: — Еще одна морщинка… А ведь я думала — сумею сохранить себя… Всячески стараюсь… Никаких напряжений мышц лица — ни улыбок, ни слез… А вот все равно — морщинки.
Она еще раз посмотрелась в зеркальце.
— Издали, правда, незаметно. На днях посылочку жду. Приятельница обещала прислать специальный крем. Трудновато сейчас с кремами, туда ведь всякие питательные смеси входят, а какое уж там питание теперь… Впрочем, для кого как. Некоторые, так я вам честно скажу, и в войну не растерялись… Хотите, с вами поделюсь?
— Мерзости вы какие-то говорите, — раздраженно произнесла Марина. — Люди голодают, а вы — о питательных кремах… Ничего мне от вас не надо, оставьте меня в покое.
— Вот я и говорю: сердитесь и брезгуете, — спокойно проговорила Гусева и, спрятав зеркальце, села на свою постель. — А только напрасно. Конечно, мне с вами по образованию равняться не приходится. Только ведь и образованные разные бывают. Вы мне вот на такой вопрос ответьте: почему вы воровать не начали?
Марина не ожидала такого вопроса и не нашлась что ответить, а Гусева продолжала, то поглядывая на Марину, то опуская глаза на газовый шарфик, лежащий у нее на коленях:
— Ну, вот представьте себе, что есть у вас такой шанс: сорвать крупный куш и в свой карман положить, да так положить, что никогда ни одна живая душа об этом не узнает. Умерло бы это дело вместе с вами… Сорвали бы вы или не сорвали?
— Глупости какие-то! Мне никогда такая мысль и в голову не приходила.
— Не задумывались, значит?
— Не задумывалась.
— А вот и напрасно. Вот бы всем вам — чистеньким и честненьким — взять и задуматься: почему человек воровать начал? Был честный, а стал вор? В крови у него это заложено или же наследие проклятого прошлого, как выражаются писатели?
— Не понимаю, о чем вы…
— Могу разъяснить. Вот вы говорите, что вам такая мысль и в голову не приходила. Значит, о преступлениях, что совершаются рядом с вами, вы вовсе и не думали. И уж конечно, окажись вы при такой возможности — сорвать, то никогда бы этого не сделали, пусть даже и наказания никогда не было. Значит, вас не наказание останавливает, а принципы там всякие… Так я говорю?
Удивленная словами Гусевой, Марина невольно кивнула головой.