Солнце давно взошло, когда совещание наконец закончилось. Около полудня Зимородок разбудил Марион и позвал ее завтракать.
Зозуля снабдил путников огромным количеством припасов. Дал им в дорогу связку вяленого мяса, мешочек сухарей, подобрал для Марион славные сапожки, а кроме того поделился самыми последними вестями касательно Истопника-камня, которому, по слухам, не лежалось на месте. Но это так, на всякий случай, чтобы случайно на него не сели.
Людвига, коль скоро он раскрыл свое инкогнито, Марион несла теперь открыто, за поясом. Пуговичные глаза жадно озирали окрестности.
Зимородок, как и прежде, шел впереди. В густых зарослях то и дело попадались немые свидетели того, что здесь действительно когда-то была дорога. Железный обод колеса, сквозь который проросло дерево – и не только проросло, но успело уже состариться. Три каменные ступеньки, неожиданно выросшие из мха и обрывающиеся в никуда… Как сказал Людвиг, это, видимо, все, что осталось от трактира «Под лампой», где он, бывало, возвращаясь с охоты… эх…
В этот день они прошли не очень большое расстояние. Во-первых, поздно вышли, а во-вторых, Зимородок не хотел рисковать и продвигался по незнакомой местности не спеша. Стоянку для ночлега выбирал также очень осмотрительно. Зимородок все время озирался, ежился, вообще вел себя беспокойно.
Костер удалось разжечь только с четвертой попытки. Хворост, вроде бы, сухой, упорно не желал разгораться. Огонек почти не разгонял обступившую путешественников темноту.
Марион валилась с ног от усталости. Зимородок приготовил чай и выложил на расстеленный плащ горсть сухарей.
– Завтра попробуем половить рыбу или поищем грибы, – сказал он. – А если повезет, то подстрелим зайца.
– Что-то мне не по себе. – Марион передернула плечами.
– У меня тоже сердце не на месте, – признался Зимородок. – Нехорошо здесь. Темнота густая, висит между деревьями, как черная тряпка. И птиц не слыхать. Хоть бы ворона какая закаркала…
– А что это значит? – всполошилась Марион.
– Да ничего не значит, – хмуро отозвался Зимородок. – Понимаешь ты, какое дело: лес всегда стремится уничтожить следы человека. Но далеко не всегда пожирает их с такой ненавистью. Смотри, даже тропинки не осталось. Все заросло ольхой.
– Ты думаешь, здесь никого нет, кроме теней? – почему-то шепотом спросила Марион.
– Ну почему же. Какие-нибудь зайцы остались. Может, и куропатки есть. Вон, Зозуля говорит, что охота в этих местах была богатейшая… Так, Людвиг?
Людвиг отозвался глубоким вздохом.
– Как ты думаешь, а мы с тобой сами не превратимся тут в теней? – дрожащим голосом спросила Марион.
– Понятия не имею, – отозвался Зимородок с напускной беспечностью и принялся раскуривать трубочку. – Все зависит от способности леса очищать себя от разной гадости, которой засоряют его всякие там огнедумы…
– Вот что, – подал голос Людвиг, – подвесьте-ка меня на веточку повыше. Не будет лишним, если кто-нибудь последит, пока вы спите. Мало ли что неладное… Я сразу разбужу.
– Мысль дельная, – одобрил Зимородок. – Впрочем, думаю, ничего такого не произойдет. Ладно, завтра посмотрим… Сдается мне, захаживают сюда люди.
– С чего ты это взял? – поразилась Марион.
Зимородок сделал неопределенный жест рукой:
– Так, ощущения… Лесные маркитантки – они отчаянные. Их везде можно встретить.
– Лесные маркитантки? А кто они?
– Замечательные женщины. Всю жизнь проводят в лесах, разносят продукты, могут при случае раны перевязать и от болезни вылечить. Сколько их – никто не знает. Но они всегда оказываются рядом, когда в них появляется нужда.
Костер почти догорел. Марион усадила Людвига в мешочек и подвесила к ветке старой березы, под которой они устроились на ночлег.
Девушка завернулась в одеяло, подсунула под щеку кулачок и мгновенно заснула. Зимородок выколотил трубку о корень березы, устроился рядом с Марион и накрылся плащом, после чего сразу стал неотличимо похож на груду слежавшейся прошлогодней листвы.
Людвиг-часовой таращил свои пуговицы, вглядываясь в темноту, и тянул старинный походный марш:
Глава пятая
Зимородок проснулся внезапно, словно от толчка. Несколько мгновений он лежал неподвижно, прислушиваясь и пытаясь понять, что же его разбудило.
Кто-то снова развел костер. Вряд ли это сделала Марион. Зимородок слышал, как она посапывает рядом.
– Ну, будет тебе, Зимородок, притворяться, – послышался хрипловатый женский голос. – Ты ведь не спишь.
Зимородок приподнялся и потер лицо руками.
У костра сидела, скрестив босые, дочерна загорелые ноги, женщина лет тридцати пяти – сорока. Ее черные, с проседью, волосы были заплетены в две косы, украшенные у висков гроздьями рябины. Сухощавая, загорелая, жилистая, она чувствовала себя в лесу совершенно как дома. На ней была длинная широкая юбка и красивая шаль, крест-накрест завязанная на груди.
Она похлопала ладонью по высокому плетеному коробу, стоявшему рядом с ней, и повторила:
– Хватит валять дурака! Иди-ка лучше сюда, Зимородок.
Зимородок подсел к ней, встряхнулся, окончательно прогоняя сон.
– Привет, Мэгг Морриган. Давно ты здесь?
Мэгг Морриган сняла с пояса фляжку, глотнула, предложила Зимородку:
– Хочешь?
Зимородок с благодарностью приложился к фляжке и вдруг что-то вспомнил. Он подобрал камушек и запустил в небольшой лоскутный мешочек, слабо покачивающийся на ветке в утреннем ветерке.
Мешочек задергался, заворчал, и оттуда, как чертик из коробки, выскочил Людвиг с диким воплем:
– Тревога, тревога!
– А это что за говорящая варежка? – удивилась Мэгг Морриган.
– Попридержи язык, вилланка! – огрызнулся Людвиг. – Ты видишь перед собою Людвига-Максимилиана… и так далее…
– Это наш Людвиг, – поспешно объяснил Зимородок. – Старинный приятель Зозули.
Мэгг Морриган фыркнула, но от комментариев воздержалась. Зимородок угостил ее табачком и закурил сам.
Помолчали.
– Недурной табачок выращивает Зозуля, – заметила Мэгг Морриган.
– Табачок знатный, – поддакнул Зимородок.
– Что ж ты, кроме табачка, с собой ничего и не взял, как я погляжу? – Женщина снова похлопала по коробу.
– А что у тебя с собой нынче из того, что мне бы пригодилось?
– Может, ничего, а может – кое-что. Зависит от того, куда идешь. Есть рог для распознавания яда, сонный порошок, травки, чтоб остановить кровь, сушеное молоко, свисток – распугивать летучих мышей, моток-другой прочной веревки. Что угодно для души?
Зимородок пожал плечами и честно признался:
– Я и сам, дорогая Мэггенн, толком не знаю.
– Да куда ты направляешься-то? Ты мне только намекни, а я тебе все подскажу.
Прежде чем ответить, Зимородок немного помялся.
– Если повезет, доберусь до Синей реки. Говорят, в тамошнем замке прелюбопытнейшее чудо-юдо засело.
– А ты, стало быть, за пару медяков подрядился его оттуда выкурить? – спросила проницательная Мэггенн.
– Не первый год ты меня знаешь, Мэгг Морриган, – отвечал Зимородок. – Я не герой и не рыцарь, махать мечом – не мое занятие. Выкуривать его оттуда будет вон та девчонка, что спит под деревом.
– Следи за собой, когда говоришь о ее высочестве! – пискнул Людвиг с ветки.
Мэгг Морриган лениво бросила в него камушек.
– Тебя спросить забыли, живая заплатка.
Людвиг с приглушенным хрюканьем скрылся в мешочке.
– Странными людьми полонится нынче этот лес, – молвила Мэгг Морриган.
Зимородок сразу насторожился:
– Что ты имеешь в виду?
– Здесь – ты в обществе малышки с игрушечной зверюшкой, а у Черной реки – так вообще целый табор.
В глазах Зимородка проступила тревога:
– Тени?
– Какие еще тени? – в свою очередь удивилась Мэгг Морриган. – Люди, причем довольно шумные и, прямо скажем, странные. Второй день сидят на берегу и болтают без устали.