— Ты считаешь, ее контролируют хичи?
— В этом пока нельзя быть уверенным. Я бы скорее предположил отрицательный ответ. Фабрика как будто действует автоматически. Однако, — продолжал он, аппетитно попыхивая трубкой, — во всей этой истории есть кое-что обнадеживающее. Позвольте продемонстрировать вам кое-какие изображения с фабрики.
— Пожалуйста, — ответил я, но он и не ждал моего разрешения. Альберт не только вежливая, но и умная программа.
Альберт Эйнштейн уже исчез, и я увидел сцену на фабрике. Мальчик, Вэн, показывал Питеру Хертеру, как открывается что-то вроде крышки люка в стене коридора. Он доставал оттуда какие-то пакеты в ярко-красной упаковке.
— Похоже, наше предположение о природе артефакта подтверждается, Робин. Это съедобно и, если верить Вэну, постоянно возобновляется. Он прожил на этой пище большую часть жизни и, как видите, здоров. В принципе здоров — боюсь, что как раз сейчас у него насморк.
Я посмотрел на часы за его плечом — Альберт всегда показывает мне время.
— Пока все. Если придешь к каким-то новым выводам, сообщи мне.
— Конечно, Робин, — ответил Альберт и исчез.
Я поднялся. Разговор о пище напомнил мне, что ленч должен быть уже готов, а я не только страшно голоден, но у меня есть определенные планы на перерыв после ленча.
Я плотнее запахнул халат и тут вспомнил новость о судебном иске. В жизни богатого человека судебные иски не такое уж редкое дело, но об этом хотел поговорить со мной Мортон, и, вероятно, мне следовало его выслушать.
Мортон ответил немедленно. Сидя за своим столом, он живо нагнулся в мою сторону.
— На нас подали в суд, — сообщил Мортон. — На Корпорацию по исследованию Пищевой фабрики, на Корпорацию «Врата», а также на Пола Холла, Дорему Хертер-Холл и Питера Хертера как на опекунов несовершеннолетней Джанин Хертер — одновременно и propria persona . В числе ответчиков ваш институт и вы лично.
— Ну, по крайней мере я в большой компании. Мне нужно беспокоиться?
— Я думаю, пошевелиться следует, — после непродолжительной паузы задумчиво ответил он. — Иск подал Хан-сон Боувер. Муж Триш или вдовец, в зависимости от того, как на это дело посмотреть. — Изображение Мортона чуть мерцало. Сказывался дефект его программы. Эсси все время собирается его отрегулировать, но на его способности юриста это никак не влияет, а мне даже нравится. — Он объявил себя хранителем прав Триш Боувер и на основании того, что она открыла Пищевую фабрику, требует доли всех доходов.
Это совсем не забавно. Даже если мы не сумеем передвинуть эту проклятую штуку к Земле, со всеми новыми достижениями сумма доходов должна быть колоссальной.
— Как он может этого добиться? Она ведь подписала стандартный контракт. Значит, нам нужно только предъявить этот контракт. Триш не вернулась и, следовательно, никакой доли не получает.
— Да, так мы и должны действовать, если дело дойдет до суда, Робин. Но существуют один или два сомнительных прецедента. Ну, может, даже не сомнительных — адвокат истца считает их перспективными, хотя они довольно старые. Самый важный из них: когда-то один сумасшедший парень подписал контракт о том, что пройдет по натянутой веревке над Ниагарским водопадом. Если нет представления, нет и оплаты. Он упал на полпути. Суд решил, что представление все же состоялось и сумма должна быть выплачена.
— Это безумие, Мортон!
— Нет, всего лишь судебный прецедент, Робин. Но я сказал, что беспокоиться следует немного. Я считаю, что, вероятно, все будет в порядке. Хотя на сто процентов не Уверен в этом. Предварительное рассмотрение дела в суде через два дня. Там посмотрим, что получится.
— Хорошо. Погасни, Мортон, — сказал я, потому что теперь был уже абсолютно уверен, что пришло время ленча. Как раз в этот момент появилась Эсси, к моему великому разочарованию, совершенно одетая.
Эсси прекрасная женщина, и одна из радостей брака с ней состоит в том, что каждый год она выглядит лучше, чем в предыдущий.
Эсси обняла меня, и мы вместе пошли в столовую. Она посмотрела мне в лицо и спросила:
— Что случилось, Робин?
— Ничего особенного, дорогая, — ответил я. — Только я планировал пригласить тебя в душ сразу после ленча.
— Ты старый сексуальный маньяк и вдобавок козел, — сердито ответила она. — Почему мы не можем пойти в душ вечером, а после душа отправиться в постель?
— Вечером я должен быть в Вашингтоне. А ты завтра утром в Таксоне на твоей конференции. И уик-энд у меня будет занят медицинским осмотром. Впрочем, это не имеет значения.
Эсси села за стол.
— К тому же ты жалкий лжец, — сказала она. — Ешь быстрее, старик. В конце концов нельзя только и делать, что принимать душ.
— Эсси, ты очень разумная женщина, — задушевно проговорил я. — Это одно из лучших твоих достоинств.
Квартальный отчет пищевых шахт еще до завтрака ждал меня на столе кабинета в Вашингтоне. Дела обстояли еще хуже, чем я предполагал — по крайней мере два миллиона долларов сгорели под холмами Вайоминга, и ежедневно продолжали сгорать по пятьдесят тысяч. И так будет, пока не погасят пожар. Если пожарным вообще удастся с ним справиться. Это не означает, конечно, что у меня сверхсерьезные неприятности. Просто некоторая часть легко достававшихся кредитов теперь будет доставаться менее легко. И не только я знал об этом. К тому времени, как я явился на сенатские слушания, весь Вашингтон уже обсуждал мои финансовые потери.
Я быстро принес присягу и дал показания. Когда я закончил, сенатор Прагглер объявил перерыв и отвел меня в сторону.
— Не могу вас понять, Робин, — сказал он. — Разве пожар не изменил ваши планы?
— Нет. Мы ведь говорим о долговременных планах. Он покачал головой:
— Удивительно. Человек, владеющий значительной частью пищевых шахт, требует повышения налогов на них! Я считаю, что это не имеет смысла.
Я снова принялся объяснять ему, что в целом пищевые шахты вполне способны потратить, скажем, десять процентов своих доходов на восстановление Скалистых гор, после того как весь сланец будет извлечен. Но никакая компания в отдельности не может позволить себе это сделать. Если этим буду заниматься только я, то меня ожидает потеря позиции в конкуренции, и тогда меня быстро разорят.
— Так что, если поправка пройдет, Тим, — продолжал я, — мы все вынуждены будем заниматься реставрацией Скалистых гор. Цена на пищу, конечно, поднимется, но ненамного. Мои специалисты говорят, что не больше, чем на восемь-девять долларов в год на человека. А местность станет почти неиспорченной!
Он рассмеялся.
— Вы странный человек, Робин. Со всей вашей благотворительностью, не говоря уже об этих штуках... — Прагглер кивком указал на мои браслеты: три браслета на руке означали три вылета с Врат — сколько я при этом испытал страха, будучи старателем! — Почему вы не пытаетесь баллотироваться в сенат?
— Не желаю, Тим. К тому же, баллотируясь от Нью-Йорка, я стану соперником — вашим или Шейлы, а я этого не хочу. Я слишком много времени провожу на Гавайях, и у меня нет никакого желания переселяться в Вайоминг.
Прагглер похлопал меня по плечу.
— Ну хорошо, — с наигранной обреченностью проговорил он. — Я постараюсь провести эту вашу поправку, хотя бог знает, какие уловки используют ваши конкуренты, чтобы не допустить этого.
Расставшись с Прагглером, я вернулся в отель. Эсси находилась на пути к Таксону, и у меня не было особой необходимости спешно возвращаться в Нью-Йорк. Поэтому я решил остаток дня провести в Вашингтоне. Позже оказалось, что мое решение было неправильным, но тогда я еще этого не знал; Я размышлял о том, нравится мне или нет, когда меня называют «филантропом». Мой старый психоаналитик когда-то здорово помог мне — я научился не возражать, если меня за что-то заслуженно хвалят, но здесь был другой случай. В этом деле я действовал ради себя. Поправка о восстановлении местности мне ничего не будет стоить: как я уже объяснил, все расходы покроет повышение цен на пищу. Деньги, которые я трачу на космические исследования, должны принести прибыль и, вероятно, принесут. Впрочем, все равно я буду тратить деньги только там, где их получил. К тому же у меня есть незаконченное дело. Где-то там.