Выбрать главу

Я сидел в своем номере на сорок пятом этаже, смотрел на Капитолий с монументом и думал: живо ли еще мое незавершенное дело? Я надеялся, что она жива. Даже если ненавидит меня за это.

Мысль об оставленных делах заставила меня вспомнить об Эсси, которая уже должна была прибыть в Таксон, и я почувствовал легкое беспокойство. Приближался очередной приступ стотридцатидневной лихорадки. Я об этом как-то не подумал. Мне не нравилось, что Эсси от меня в тысячах километров, особенно если приступ будет тяжелым. Я не ревнив, но с каждым разом приступы становятся все более и более эротическими и оргиастическими. И мне хотелось, чтобы Эсси была эротической и оргиастической рядом со мной.

А почему бы и нет? Я вызвал Харриет и приказал ей заказать мне место на дневной рейс в Таксон. Дела можно вести и оттуда, хотя это и не так удобно. Затем я вернулся к событиям на фабрике.

Вначале Альберт. Он сообщил, что никаких особенных изменений на Пищевой фабрике не произошло, только у мальчика сильный насморк.

— Мы предложили группе Хертер-Холл применить обычные антибиотики и иммунодепрессанты, — сказал он мне. — Но, конечно, инструкцию они получат только через несколько недель.

— Насколько это серьезно?

Альберт нахмурился, попыхтел трубкой и выпустил несколько сизых клубов дыма.

— Вэн никогда не подвергался воздействию вирусов и бактерий, — ответил он, — поэтому ничего определенного сказать не могу. Но надеюсь, ничего серьезного нет. Во всяком случае, экспедиция Хертер-Холл располагает самым современным медицинским оборудованием, чтобы справиться с большинством болезней.

— Что-нибудь новое о нем известно?

— Новостей достаточно, но ничего такого, что изменило бы мои прежние оценки, Робин. — Пуф, пуф, пуф. — Мать его была испанкой, отец американцем, оба старатели с Врат. Так по крайней мере кажется. Таковы же и многие личности, которых он называет «Мертвецами», хотя окончательно это пока неясно.

— Альберт, — сказал я, — просмотри все данные о полетах с Врат за последние десять лет. Может, там отыщется не вернувшийся корабль с испанкой и американцем.

— Конечно, Боб. — Когда-нибудь я прикажу ему перейти к более энергичному словарю, но он и так действует хорошо. Почти немедленно Альберт ответил: — Такого рейса Не зафиксировано. Но есть рейс, в котором находилась бе-Ременная испанка. Корабль не вернулся. Показать изображения?

— Будь добр, Альберт, — ответил я, но он не запрограммирован понимать такие чисто человеческие вещи, как ирония или сарказм.

Изображения мало что дали. Женщина оказалась незнакомой — она улетела к Вратам до меня. Выжила в полете на пятиместном корабле, в нем погибли ее муж и еще три члена экипажа. После этого она улетела на одноместном. И с тех пор о ней ничего не было известно. Кстати сказать, полет был простой: вылететь и посмотреть, что получится. Похоже, единственное, что получилось, — это ребенок, который родился и вырос в неизвестном месте.

— Но это не объясняет, кто отец Вэна, — сказал я.

— Да, возможно, он из другой экспедиции. Если мы предполагаем, что Мертвецы — это не вернувшиеся старатели, их должно быть немало.

— Ты полагаешь, что Мертвецы — настоящие старатели? — удивился я.

— Конечно, Робин.

— Но каким образом? Их мозг сохранен?

— Сомневаюсь, Робин, — снова зажигая трубку, задумчиво ответил Альберт. — Данных недостаточно, но я бы сказал, что сохранено лишь ноль целых одна десятая от первоначального объема мозга.

— А что остальные девять десятых?

— Возможно, три десятые — это запись памяти на химическом уровне. Хотя вероятность не очень высока. Но все же самая высокая из всех имеющихся. Сознательная передача — допустим, они наговаривали свои воспоминания на ленту, — почти ничтожная вероятность. Высший предел — одна тысячная. Прямая умственная связь — в определенном смысле ее можно назвать телепатией — вероятность примерно того же уровня. Неизвестные средства — пять десятых. Конечно, Робин, — торопливо добавил он, — вы понимаете, что эти оценки сделаны при недостатке данных и отсутствии правдоподобной гипотезы?

— Наверное, тебе было бы легче определить, если бы ты поговорил непосредственно с Мертвецами.

— Конечно, Боб. И я собираюсь затребовать такую связь через бортовой компьютер группы Хертер-Холл. Но для этого потребуется тщательное предварительное программирование. Там не очень хороший компьютер, Робин. — Он немного помолчал, а затем, будто вспомнив, продолжил: — Да, Робин. Есть одно интересное обстоятельство.

— Какое? — заинтересовался я.

— Как вы знаете, на Пищевой фабрике, когда она была открыта, находилось несколько различных кораблей. Фабрика с тех пор находится под постоянным наблюдением, количество кораблей остается прежним, не считая корабля Хертеров-Холлов и того, на котором два дня назад прибыл Вэн. Но у меня нет уверенности, что это те же самые корабли.

—Что?

— Это всего лишь предположение, Робин, — поспешил пояснить он. — Корабли хичи абсолютно одинаковы. Но детальный анализ фотографий свидетельствует, что местоположение одного из них относительно других кораблей изменилось. У большого. А может, у всех трех больших. Как будто остававшиеся корабли улетели, а их место заняли новые.

У меня по спине пробежал неприятный холодок.

— Альберт, — с трудом проговорил я, — ты понимаешь, что это для меня значит?

— Конечно, Робин, — серьезно ответил он, — это означает, что Пищевая фабрика по-прежнему действует. Она превращает газ кометы в СНОN-пищу. И куда-то ее отправляет.

Я с трудом проглотил слюну, а Альберт продолжал говорить:

— К тому же окрестности полны ионизированным излучением. Вынужден признать, что не знаю его источника.

— Это опасно для Хертеров-Холлов?

— Нет, Робин, я бы этого не сказал. Не больше, скажем, чем для вас пьезовидение. Это не опасно, просто меня интересует его источник.

— Нельзя ли попросить Хертеров-Холлов проверить? — сказал я.

— Конечно, Робин. Я уже запросил. Но пройдет целых пятьдесят дней, прежде чем мы получим ответ.

Я отключил Альберта и откинулся в кресле, размышляя о хичи и их странных обычаях...

И тут меня словно ударило.

Мое кресло очень удобно и устойчиво, но на этот раз я чуть не выпал из него. Меня мгновенно охватила боль. Но не просто привычная тупая или острая боль: у меня вдруг закружилась голова, я утратил ориентировку, и даже начались галлюцинации. Казалось, голова вот-вот взорвется, легкие жгло огнем. Я никогда не чувствовал себя так паршиво, умственно и физически, и в то же время у меня возникали фантастические сексуальные видения.

Я попытался встать и не смог. Лежа в кресле, я как вытащенная из воды рыба разевал рот и беспомощно барахтался.

— Харриет! — прохрипел я. — Врача!

Ей потребовалось целых три секунды для ответа, и при этом ее изображение колебалось еще хуже, чем у Мортона.

— Мистер Броудхед, — встревожено проговорила она, — я не несу ответственности за качество связи, но все линии забиты. Я... я... я... — Повторялось не только слово, все изображение напоминало петлю в видеозаписи, когда картинка по кругу возвращается снова и снова.

Я упал на пол, и последней моей сознательной мыслью было: «Это лихорадка».

Она повторилась. И хуже, чем когда-либо раньше. Я боялся, что не переживу этого приступа. Но мне было так плохо, так больно и страшно, что я совсем не был уверен, хочу ли пережить.

5. Джанин

Разница между десятью и четырнадцатью годами огромна. За три с половиной года, в течение которых корабль под давлением фотонов летел к облаку Оорта, Джанин перестала быть тем беспечным ребенком, каким была до начала экспедиции. Она достигла того состояния взросления, когда молодой человек начинает понимать, что ему еще только предстоит вырасти. Но Джанин не торопилась становиться взрослой. Она просто делала это. Ежедневно. Постоянно. При помощи средств, которые у нее были.