За солнцем
Солнце катилось к закату. Медленно, нехотя, но неотвратимо. Разрывали тонкие лучи посеревшие облака и скользили по ровной водной глади озера.
Маленькая женщина сидела у самой кромки воды, укутавшись в волосы, цвета меди, вглядываясь в тёмное озёрное дно, словно искала там ответы на мучившие её вопросы.
Как удержать? Как остановить? Не отпустить?
Он уйдёт за солнцем, едва оно выглянет из-за горизонта. Он, чья вечная и искренняя любовь и страсть - битва. Он, кому жёсткая земля и дым костра предпочтительнее мягких перин её спальни и ароматов трав, которыми она перекладывает чистые простыни. Он, чьё сердце тоскует в родном доме, как волк в клетке, задержавшись здесь более, чем на одну луну.
Лив тяжело вздохнула, не в силах удержать рвущуюся из груди тоску. Перекинула волосы через плечо, снова заплетая их в косу.
Эта тоска, став ветром, пролетела над тихими озерными водами, запуталась в зелёной листве, откликнулась волчьим воем где-то в лесной чаще.
От того может быть и не услышала, как за спиной хрустнула ветка под мужским сапогом. Или это от того что задумалась?
- Ты оставила пир, чтобы проплакать мне путь? - спросил такой родной и в то же время такой чужой, но любимый голос.
И Лив встрепенулась, вскочила, но спрятала от мужа тревогу и грусть. Она сохранит их до долгих ночей на пустующем ложе, выплачет в дарёные меха...
- Устала немного! - улыбнулась она, радуясь сумеркам и спрятавшейся за облако луне. - Уже иду!
Но и шага сделать не успела, как её перехватила сильная рука мужа.
Он знал, от чего грустит его жена. Знал, что завтра, когда она останется одна в их доме - даст волю слезам.
Если бы боги дали им детей...
Она бы так не грустила, а он, может, спешил домой, а не на поле боя.
Наверное, права свекровь - боги гневаются на неё и на Ивара за то, что взял женой пленную рабыню. Вместо девушки из их деревни, сосватанной ещё за пять лет до того похода, втащил в дом её - Лиз, переиначив её имя на местный манер - Лив, сметив её тряпьё на местные одежды, сняв распятье и надев на руки браслеты по чуждому обычаю.
Со всем смирилась Лив, а с пустым чревом и походами мужа - не могла. Каждый день просиживала на берегу, выглядывая парус, и гнала мысль о том, что он может к ней не вернуться. Но и вскользь проскочившая, она не давала спать, не давала есть и гнала на скалистый берег и в дождь и в шторм. Вглядывалась маленькая щуплая по местным меркам женщина в горизонт и молилась и местным богам и своему богу о его возвращении.
Она подняла на него глаза. Зелёные, как заливные луга Саксонии, где когда-то она пасла овец с младшим братом. Давно... так давно...
Ивар не увидит её слёз. Сверковь говорит, что жена равно и друг и враг своему мужу и одной слезой способна подорвать его боевой дух не хуже, чем утонувшее в море первое копьё.
- Всё хорошо. Я иду, - заверила она.
Но Ивар не пустил, резко сгрёб в охапку, прижал к груди, вдыхая запах её волос, её запах. Особый, и такой дурманящий.
И глупое женское сердце пропустило удар, а после забилось пойманной в силки птицей. А если она постарается удержать? Может он останется?
Умом понимала - нет! А сердце хотело верить.
Руки сами вцепились в каменные плечи, сминая рубашку их крашеного сукна, которую она расшивала оберегами всю зиму. И местными, теми, что остались в памяти, передаваемые веками от матери к дочери, минуя все запреты церкви. Лишь бы помогли, лишь бы вернулся к ней. Лишь бы охранили и боги, и духи от злого ока, от стрелы и стали.
Он осторожно отстранил её, провел мозолистой рукой по волосам, распустил осторожно едва заплетённые волосы.
Эти волосы - рыжие, словно огонь. Словно сама Фрейя спустилась с Золотых чертогов, и расчесала их своим золотым гребнем. Порой он думал, что именно боги даровали ему маленькую рыжую саксонку. Вот только какие, раз он теряет разум рядом с ней?
И плевать на ворчание матери и поучения отца становится, стоит её обнять, прижать к груди...
Как же дика она была, все норовила то сбежать, то свести счёты с жизнью. Сейчас и не вспоминает о том.
Ивар усмехнулся в светлую бороду, ещё ощущая в крови бурлящий азарт после жертвоприношения. Рука сама собой скользнула вниз по женской спине, опустилась на упругие ягодицы, чуть сжала. А жена отозвалась тихим вздохом.
Он ловил этот первый вздох, словно знак. И ни предупреждения друзей, ни брошенные жрецом руны уже не смогли бы его переубедить, не заставили бы отступиться.
- Останься со мной? - прошептала она, запуская руку ему под рубашку, выписывая знаки на горячей коже. - Останься? - просила, прижимаясь мягким, податливым телом к нему.
- Останусь! - пообещал и, словно уставший путник припадает к роднику, он приник её губам.