Старуха переходит на шопот:
— Сына у меня, Александра, тоже взяли. Сидит теперь. Не пущают к ему. Он, говорят, контрразведка. Нельзя.
Шопот прерывается всхлипываниями.
— Второй уж месяц. А какой он контрразведка, коли чуть жив. Пришел из ерманской, газами его отравили. Кашляет, что твое же дело. Постоянно. И харчок с кровью. Прямо сказать, — не жилец, а его в тюрьму…
— Строго, однако, у вас.
— Просто беда. Замаяли чисто. Вот вечером придут — сам увидишь.
Спохватилась, не сказала ли лишку.
— У вас бумаги-то есть?
— Это уж не беспокойся, бабушка. С линии приехал. Без бумаги там не проедешь.
Сильно хлопнула входная дверь. Старуха поспешно вышла.
Началась перебранка. Хриплый женский голос выкрикивал на слова старухи:
— Ежели он сидит, так мне всю жизнь плакать?
— Много их, большевиков-то, слез нехватит.
— Кого стыдиться? Не украла — своим торгую. Людям глянется.
Совсем, видно, оголтелая баба.
В ПОЛЧАСА
Против постоялого — большой каменный дом. Видимо, какого-нибудь купца. Над воротами вывеска, которую раньше не заметил: «Каинская уездная земская управа».
Из ворот выходят крестьяне. Небольшими группами, человек по пятьшесть. Одна группа задержалась в воротах. Раскуривают.
Кирибаев переходит дорогу.
— Что много народу плывет?
— Собрания тут была.
— Насчет чего?
— Да обо всем. О школах сейчас шумаркались.
— Денег, поди, нет?
— Это нашли бы. Учителя нет. Половина школ без дела.
— Ребята баклуши бьют, а им хоть бы что! — оживленно откликается один крестьянин.
— Выбирали, так что сулили! У нас школы первым делом. Нарошно двух учителей посадили в управу.
— Не выходит, значит, у них дело? — замечает одетый хуже других высокий мужик.
— Про кого это говоришь? — злобно набрасывается на него старик, не проронивший до этого ни одного слова.
— На ту, видно, сторону гнешь!
— Никуда не гну. Говорю, не выходит дело, и вся.
— Ребят-то у тебя раньше учили? Лучше, по-твоему, было при той власти?
— Да не к тому я. Чего присыкаешься. К слову пришлось.
Старик поворачивает вправо от ворот и бурчит:
— Как чирей на язык — слова-то у них! Посадить вот сукина сына.
— Садили которые! Поди, донеси! Похвалят на старости лет. Медаль дадут. Мне вон дали… за японску. Потом, обращаясь к другим, прибавляет:
— По бокам надпись: «Вознесет тебя господь в свое время». Ловко?
— Чистохвалы, известно, — неохотно соглашается один. Остальные молчат.
Кирибаев жадно прислушивается.
Делает выводы:
«Есть, значит, свои по деревням. Туда надо. Нельзя ли учителем заделаться?»
В коридоре управы поймал председателя. Бойкий, подвижной человек кооперативно-учительского вида. Небрежно слушает кирибаевский рассказ о причинах остановки.
Вертит в руках «документ» Кирибаева и быстро заключает:
— Пустяки. Видно, что интеллигентный человек. Идите в отдел. Там выберите место.
— Куда это?
— Через квартал. К собору. Там Кузьмина спросите. Записку вот передайте.
В отделе чувашин-секретарь Кузьмич Кузьмин обрадовался новому учителю.
— Вам куда желательно?
— Много разве мест?
— В сорока трех школах совсем нет учителей. Да и в остальные пополнения надо.
— Где бы посмотреть?
— Список у нас есть. Карту вон взгляните.
Кузьмин указывает на карту уезда, которая резко делится на две полосы: зеленую и светлокоричневую — лес и степь.
Красными кружками отмечены на карте школы. Только два-три кружка с двойной обводкой. Это школы повышенного типа.
Кирибаев тянется к крайнему пятнышку в северовосточной стороне зеленой полосы.
Прочитывает вслух надпись: Бергуль.
Секретарь еще больше оживился.
— В Бергуль можно. Там уже давно ждут учителя. Школа там новая.
— И лес там? — спрашивает Кирибаев.
— Лесу там! о-о! Коренной урман. Ремы. Постройки на подбор.
— Далеко отсюда?
— Ну, верст сто с лишним. (Лишек потом оказался тоже сотней.)
— Так вот на Бергуле и остановимся.
— Пишите заявление.
Услужливо предлагает бумагу, перо. Даже стул придвинул.
«Сошлись, значит», — ухмыляется про себя Кирибаев и пишет: «Представляя при сем удостоверение… э… прошу…»
Секретарь берет написанное, заносит в книгу, пишет что-то на особом листе и уходит.
— Вы подождите, я скоро, — бросает он при выходе. Кирибаев слоняется по комнате и от безделья рассматривает какие-то диаграммы.
Минут через пятнадцать Кузьмин возвращается и весело говорит:
— Ну, теперь вы — бергульский учитель. Получите удостоверение. Когда поедете?
— Да мне хоть сейчас, ждать нечего, — отвечает Кирибаев, свертывая бумажку, где значится, что такой-то «есть действительно учитель Бергульской школы Биазинской волости, Каинского уезда». Есть печать и три подписи. На этот раз не фальшивые.
— Прогонную сейчас достанем, — говорит Кузьмин и дает распоряжение делопроизводителю сходить куда-то.
Мальчуган-делопут быстро уходит и минут через пять приносит прошнурованную книжечку листов на тридцать «на право взимания двух обывательских лошадей».
Кузьмин деловито объясняет, где земская станция и где взять школьные пособия для Бергульской школы.
ДЕСЯТЬ ФУНТОВ КУЛЬТУРЫ
На складе — в холодном пустом коридоре нижнего этажа — веселый высокий парень в полушубке выдает Кирибаеву школьное имущество.
Стопа бумаги, коробка перьев, двадцать четыре карандаша и столько же букварей «по Вахтерову». Тощая брошюрка в два десятка страниц, на скверной бумаге. Сюда же кладется приказ генерала Баранова о «новом правописании» и штук сорок переплетенных книжечек — «начатки закона божия».
— Этого у нас много, — говорит парень. — Прибавить можно. Бумагу одобряют.
К этому добавляет еще десятка два картин с голыми Адам-Евами, один задачник, две книжки Басова-Верхоянцева «Конек-скакунок» и начинает завертывать все в большой лист синей бумаги.
Кирибаев пробует протестовать:
— Да ведь тут одно божество. Куда я с ним?
— А вы его разбавьте «Коньком-скакунком», — отшучивается парень.
— Ручек хоть дайте. Книг для чтения.
Заведующий складом, не переставая улыбаться, говорит:
— Книжки еще не составлены, а ручек вовсе не даем. Не к чему! Насадят ребята зорьку пера на прутик, вот и ручка. Распишитесь-ка лучше да уезжайте до вечера, — прибавляет он, придвигая ведомость.
Лицо парня на минуту становится серьезным. Кирибаев расписывается, берет маленький синий тючок и, взвешивая на руке, говорит:
— Немного же культуры повезу.
— Сколько имеем. Всем одинаково даем. Вот корабли прийдут, так возом привезем. А может, и ближе найдется. Ждите.
Кирибаеву хочется слышать в шутках парня скрытый смысл, и он спрашивает:
— А скоро?
— Не раньше как урман оденется, — отвечает парень и подает руку.
В коридор входят какие-то женщины, и Кирибаев отправляется разыскивать станцию.
Там в две минуты.
— Ладно, к трем подадим. Только не задерживайте. Нас, небось, штрафуют, а как пассажир тянет, — ему ничего.