- Так ведь холодно уже по ночам, а там и морозы, - воскликнула девочка. – А может Вы к нам жить пойдете? Только мама …
- Что мама?
- Ну, она в Вас не поверит. А если увидит, то испугается. Я весной майских жуков целую коробку набрала. А они средь ночи крышку спинками подняли и вылезли. Крику было! Мама до сих пор, как пол моет, меня зовет, чтобы, в случае чего, ее от жуков спасать.
- Мы не жуки, - оскорбился Левый Эй. – Впрочем, ты права, лучше ей нас не видеть. Мы за печкой устроимся. Есть там печка?
- Плита есть. А чем Вас кормить?
- Да можно и ничем, мы ведь сколько лет без еды жили. Разве, кашки когда.. а еще сметанки бы…
- Здорово, - обрадовалась девочка. – Я Вам всю свою кашу буду отдавать – терпеть её не могу. А сметаны у нас всегда целая банка стоит. И конфеты есть всякие, мама их обожает.
- Конфеты… - хором мечтательно протянули оба Эя. – Только ты нас должна по всем правилам в дом пригласить и сама отнести.
- Конечно, я сейчас, - заторопилась девочка. – Но, - она снова замешкалась, - это же амбулатория, казенное здание…
Эи дружно переглянулись:
- Ну, раз там семья живет, то можно. Только часть благодати тогда на это здание перейдет и в нем и останется. Не жалко?
- Ой, что Вы, мы поделимся. Вот только еще..
- Ну, что там еще не так, - пробурчал Правый Эй.
- У нас телевизора нет. Мы пока в гости к тете Шуре ходим смотреть.
- Глупости какие, на что нам телевизор, - возмутился Левый Эй, - жили мы без этой техники триста лет и еще столько же проживем.
- Вот и хорошо, - обрадовалась девочка. - А Вам в сумке удобно будет? Это большая сумка, мы с ней в баню ходим. Я сейчас сбегаю, принесу, ждите… - последние слова она проговорила уже на бегу.
-3-
Врач-педиатр Анастасия Афанасьевна вернулась домой в девятом часу вечера. День был совершенно безумным: с утра она приняла не менее двадцати больных, совершила обход стационарных пациентов, а потом началось собственно дежурство: за день довелось побывать в разных краях огромного села, съездить в три соседних (больничка обслуживала 11 сел участка). Она собралась было домой, но тут явились гаишники с очередным нетрезвым водителем. Подвыпивший мужик долго и путано объяснял, что не пил, просто вчера употребил с кумом по бокалу пива, а сегодня ни-ни.
- В трубочку дышите, - потребовала доктор.
Водитель вздохнул в сторону и решительно выдохнул перегар в наполненную медными проволочками стеклянную трубку.
- Посинела… - изумленно пролепетал он и тут же принялся канючить. - Доктор, Вы напишите, что легкая степень, у меня же семья, а эти и рады засадить человека, - кивнул он в сторону двух молодых сержантов.
- Раньше надо было о семье думать, - проворчала женщина. – Вы же убить кого-нибудь могли. Честно признайтесь, сколько выпили?
- Вам как на духу, доктор – стакан водки с кумом сегодня. Сын у него родился…
- Ладно уж, напишу среднюю, - вздохнула женщина.
Отдавая документы милиционерам, она взмолилась:
- Ребята, ну что Вы их всех к нам везете, город же рядом. Я еще дома сегодня не бывала, ребенка не видела.
- У Вас уже дети есть? – удивленно протянул молоденький сержант.
- Дочка, одиннадцать лет.
- Не может быть! Когда же Вы успели? - хором изумились гаишники.
Анастасия нахмурилась. Вот так всегда – никто не верил, что у стройной ясноглазой юной женщины может быть уже почти взрослая дочь. Попутчики в поезде неизменно называли их девочками и считали сестрами, приходилось доставать паспорт, развеивая недоумение сомневающихся. Какой-то старенький дедок из соседнего села в первый год ее работы начал допытываться у водителя;
- И для чего ты, хлопче, оту дытытну возишь? Она ж, наверное, еще учится, куда ей людей лечить?
За несколько лет работы недоверие сельчан исчезло. Ее давно величали по имени-отчеству, смешно выговаривая «Ахванасивна», с ней советовались не только по лечебным, но и житейским вопросам, а вот незнакомые мужчины по-прежнему видели в ней только молодую красавицу, за которой неплохо было бы поухаживать.
Перед уходом она еще раз сделала обход: заглянула в детские палаты, прикрикнула на неорганизованную «мамку», пытающуюся сунуть своему чаду немытую соску, протянула шоколадку маленькому калеке Юрчику (родители отказались от ребенка сразу после рождения, и мальчик который год жил при больнице в ожидании оформления в детский дом), поговорила с бабулькой из девятой палаты, жалующейся на свои нервы, развешенные, по ее мнению, на гвоздиках за окном. В шестую терапевтическую она заглянула с бодрой улыбкой - тут лежали двое онкобольных. Их с безнадежным диагнозом отправили из райбольницы домой умирать. Наркотики уже почти не помогали. Они понимали, что умирают, но упорно надеялись на чудо. Застывшее в печальных глазах страдание всякий раз заставляло ее сердце болезненно сжиматься.