— Вот именно. Если бы речь шла о мяснике — тогда рубить головы, руки, вырезать родимые пятна. Истопник сжег бы в печи. Впрочем, даже обычные бандиты редко закапывают свои жертвы — слишком много возни. А могильщик, конечно, закопает. И никогда не упускай из виду этот момент — профессиональные навыки, привычки подозреваемых. Они иногда бывают важнее многих улик. — Клава посмотрела на часы и присвистнула. — Ого, мои уже ворчат, небось, что ужина нету. Кстати, откуда ты узнала, что у меня вчера…
Калашникова хитро улыбнулась.
— Это мой маленький секрет.
— Ну ладно. — Клава пожала плечами. — Не хочешь говорить — не надо. Странно, что эта Шилкина сегодня не пришла. И обязательно поговори с женой Бербрайера. А то он того не помнит, этого не помнит, как звали, как выглядели, не помнит. Женщины такие вещи лучше запоминают.
— Я и сама хотела ее допросить, — ответила Ирина.
— Не допросить, а поговорить! — поправила ее Клавдия. — И лучше будет, если ты сама к ней подъедешь. Порасспроси ее в спокойной обстановке. Наверняка на похоронах фотографировал кто-нибудь, так что есть шанс, что и могильщики и каменщики те в кадр попали. Давай, действуй. Созвонись и езжай прямо с утра. А к двенадцати часам должны прийти данные экспертизы. Я попрошу, чтобы Шилкину к этому времени тоже подвезли.
— Значит, завтра в двенадцать? — Ирина выбралась из мягкого кресла и потянулась, расправляя затекшие члены.
— Завтра в двенадцать.
СРЕДА
— …Ну вот, значит. Ведут его в отделение, а он на полном серьезе заявляет, что он сын Чубайса. — Левинсон хлопнул себя по гладкому толстому колену и покосился на часы. — И требует, чтоб его везли к отцу.
— Что, прямо в РАО ЕЭС? — Клавдия сыграла искреннее удивление.
— Да, именно в РАО ЕЭС. Причем называет точный адрес, номер телефона и все такое. А пацану, заметь, всего девять лет.
— Ну и рыжий, конечно? — предположила Дежкина.
— Конечно нет! Смуглый. Да еще с азиатскими чертами. Ну его, значит, привезли, дяде Толе звонят, а он…
— Простите, Клавдия Васильевна, я опоздала немного! — В кабинет влетела запыхавшаяся Калашникова.
— Слава Богу. — Клавдия облегченно вздохнула. — Хоть с толком съездила?
— Ага, с толком. — Ирина скинула куртку и достала из сумки пачку фотографий. — Вот снимки похорон. Значит так, она этих работяг получше запомнила. Одного звали Гена, а второго то ли Виталик, то ли Альбертик. На фотографии они оба есть, правда, совсем плохо видно. — Она быстро просмотрела фотографии и выудила одну. — Вот тут.
На снимке было много народу. Старики, женщины с цветами, сам Бербрайер, еще не седой, со скорбным выражением лица и в лаковых ботинках. Рядом с ним маленькая толстенькая женщина с курносым носом и тоненькими, как ниточки, губами.
— Это жена его рядом? — спросила Клавдия.
— Ага. Бербрайер Галина Васильевна.
— А работяги где?
Калашникова подошла, присела на краешек стола и карандашиком показала на двух людей на заднем плане, у деревьев.
— Вот. Она говорит, что они. Вот этот, кажется, Гена, а второй, соответственно, Виталик.
— Гена… — Дежкина задумалась. — А не тот это Гена слесарь, который шею свернул?
Ирина суетливо вытащила из сумки тетрадку и зашуршала страницами.
— Гена… Гена… Василюк Геннадий Ильич, слесарь. — Она удивленно посмотрела на Клавдию. — Ну и память у вас, Клавдия Васильевна.
— Не жалуюсь пока. — Клавдия внимательно всматривалась в две фигуры людей у дерева. Один из них показался ей знакомым. Нет, узнать человека по такому изображению еще сложнее, чем по детскому рисунку. Но вот фигура…
— Могилу они только начали закапывать, когда Бербрайер расплатился.
— Что? — Клава вздрогнула и посмотрела на Ирину. — Что ты говорила? Извини, я задумалась.
— Я говорила, что, когда Бербрайеры уезжали с кладбища, могилу только начали закапывать.
— А у меня, между прочим, тоже есть кое-что интересненькое, — подал голос Левинсон. — Или вам, мадемуазель Калашникова, результаты экспертизы не нужны?
— Евгений Борисыч, вы меня ждали? — Ирина наигранно смутилась. — Простите. Рассказывайте.
— Ну, в общем, так. — Лицо Левинсона стало серьезным. — Откопали много, даже очень. Первое — как я и говорил, оба мужчины и оба европейцы. Одному было сорок восемь плюс-минус год, второму двадцать пять лет. Старший был ростом метр шестьдесят, волосы рыжие, весил около шестидесяти пяти. Но не за счет пуза, он был мужик крепкий. При жизни должен был прихрамывать на правую ногу — обнаружен старый перелом голеностопа. Кость срослась неправильно. Такой маленький рыжий хромой мужик — хуже внешности для бандита не придумаешь, каждый запомнит. Убит он был ножом — на пятом и шестом ребре явные следы повреждения. Грубо кто-то сработал. Химический анализ костей показал, что убитый при жизни имел дело с золотыми приисками — найдены явные следы ртути и соляной кислоты. Эти вещества когда-то использовали для первичной очистки золотой руды.