— А зачем же он тогда на убийство пошел? Он что, не мог другим приказать? — Ирина одну за другой просматривала фотографии лежащей на полу женщины, мужчины с пробитым черепом, старухи в луже крови.
— А в этом вся хитрость. — Клавдия улыбнулась. — Мы тогда дело с трудом раскрутили. Помнишь, коробка пропала из-под крупы?
— Да. Ну и что в ней было?
— Мы до этого еще доберемся. Я сама долго голову ломала — что же в ней такое было? Сами бы мы ее пропажу не заметили. А потом мне в голову пришла одна любопытная мысль. Даже не мысль, а вопрос — а как же сестре жены удалось заметить исчезновение коробки? Причем почти сразу. Сначала про шкатулку с кольцами сказала, а потом сразу пошла на кухню, покрутилась маленько и про эту коробку заявила.
— Значит, знала, что в ней?
— Значит, знала. Мы ее прижали хорошенько, тут она и раскололась. Убитый, Шаповалов Сергей Петрович, незадолго до смерти вернулся с Колымы. А там он золотишко мыл. Отсидел сначала восемь лет за убийство, а потом завербовался старателем. Ну и кое-что домой привез. Ясно, что он там прятал, в коробке-то. Жена, видно, сестре рассказала по секрету. По ее словам килограмма полтора песочку.
— Ого… — Калашникова присвистнула. — Нехило. А Шрам этот где сидел?
— В том-то и дело, что тоже на Колыме. И в то же время, когда и Шаповалов. У них года в два разница была. Видно, узнал Шрам, что Шаповалов вернулся, ну и решил золото себе прибрать. Поэтому и не поручал никому. Во-первых, они с Шаповаловым знакомы были, а во-вторых, чтоб не делиться. В общем, причастность Шрама к убийству была доказана, но его самого так и не нашли.
— Вот откуда соляная кислота и ртуть в костях, — Ирина обрадовалась неожиданной догадке.
— Да, именно. — Дежкина подумала, что Ирина неплохо, в общем, соображает.
— А когда это убийство произошло? — спросила Калашникова.
— Тебе дату сказать? — Клавдия зашуршала старыми протоколами. — Я и забыла уже. Сейчас скажу. Ага, вот. Вечером четвертого ноября тысяча девятьсот семьдесят девятого года.
— Постойте, постойте. — Калашникова вскочила и достала из ящика стола папку с новым делом. — Не может этого быть.
— Почему не может? — Клавдия удивленно посмотрела на девушку.
— Потому. — Ирина лихорадочно перебирала бумажки. — Потому что похороны состоялись второго ноября. Следовательно, четвертого вечером, когда произошло убийство, Шрам уже лежал в могиле. Больше того, четвертого вечером, по показаниям жены Бербрайера, могила уже была обложена мраморными плитами.
— Как же это? — Дежкина еще и еще раз перечитывала дату в протоколе. — Четвертого, все верно. И отпечатки пальцев его, и сидели они с Шаповаловым вместе. Мистика какая-то. Он что, зомби, этот Шрам? Из могилы выбрался, и убивать пошел? Может, и правда, Вуду?
Калашникова внимательно просматривала протокол за протоколом, бумажку за бумажкой, отчет за отчетом.
— Больше всего меня сейчас интересует то, — сказала она вдруг, — что мы до сих пор не знаем, кто был тот, второй, которого вместе с Корытовым похоронили. И при чем тут этот тропический червяк, откуда? Кстати, убийство Шаповаловых совершал один человек или несколько?
— Двое. — Клавдия вынула из сумочки пакет с пирожками. — Поставь чайку, а то во рту аж пересохло от волнения… Двое их было. Но второго установить так и не удалось. Ни отпечатков, ни следов обуви, ничего. Но убивали двое.
— А как убили? — Ирина опять достала из дела фотографии. — Мужчине, я вижу, череп раскроили, старуху зарезали, кажется. А жену?
— А жене… — Клавдия вдруг хлопнула себя по лбу. Посмотрела на Ирину и сказала. — А ну-ка, догадайся.
Ирина задумалась на секунду и сказала:
— Судя по тому, как вы об этом спросили, ей наверняка свернули шею. Я угадала?
— Угадала. — Клавдии вдруг стало немного не по себе. — Ира, а ты не замечаешь, что мы уже способны радоваться от того, что человеку свернули шею?
— Ой, и правда. — Улыбка мигом испарилась с лица Ирины. — Ужас какой…
За окном вовсю светило солнце. Так хотелось выйти из кабинета и пойти просто прогуляться по парку. Клавдия вдруг вспомнила, что уже года два просто так не гуляла. Обязательно или по магазинам, или на работу, или, того пуще, на следственный эксперимент.
— Закипел. — Ирина поставила перед ней чашку чая. — Так о чем мы говорили?
— О гадостях. — Дежкина встала и потянулась, хрустнув суставами. — О всяких разных гадостях. Знаешь, Ириша, мне нужно пойти пройтись. Ты пока звони в архив. Пусть поднимают дело этого Шаповалова. И пусть выяснят, кто еще с ним сидел. Папку я тебе оставлю. Изучи хорошенько, может, какие свежие мысли появятся.