Клава махнула рукой и встала.
— Так я и знала, — пробормотала она, покачав головой. — Как приснится ночью, так утром…
— Что? Что ты сказала?
— Ничего. Можно идти? — Она сердито посмотрела на прокурора.
— Нужно. Всем привет. — Он деловито углубился в изучение каких-то бумаг на столе, давая тем самым понять, что Дежкиной для него больше не существует.
Клава незаметно показала ему язык и вышла из кабинета.
Левинсон уже ждал ее у двери. Ходил взад-вперед, заложив руки за спину, как Ленин, и глупо улыбался.
— А я уже знаю! А я уже знаю! — воскликнул он, заметив Клавдию еще издали. — Можно поздравить?
— Сейчас как дам в лоб! — Клавдия замахнулась на него. — Уши проглотишь.
— Ой как страшно, ой как страшно! — Левинсон шутливо присел. — Пошли, расскажу вам с вашей секс-бомбой кое-что интересненькое.
— Ира, чайку организуй, мигом, — приказала Клавдия, открыв дверь.
— Уже. — Калашникова кивнула на тумбочку в углу комнаты. Там теперь красовался новенький электрочайник и аккуратненький набор небьющихся чашек.
— Ух ты, это в честь чего? — Левинсон плюхнулся в свое любимое кресло.
— Да у Клавдии Васильевны вчера… — Ира взглянула на Дежкину и подмигнула. — Ну, в общем, не важно.
— А ты откуда знаешь? — удивленно воскликнула Дежкина.
— А у меня работа такая… будет. — Ира рассмеялась.
— Ну ладно, это ваши какие-то секреты. — Левинсон щелкнул замочком своего потрепанного портфеля и выудил из него папку. — Я принес кое-что по поводу вчерашних раскопок.
— Слушай, Ира, тебе это будет нужно. — Дежкина налила себе чаю и села за стол.
— Почему мне? — удивилась Калашникова.
— Ты это дело поведешь. Сама, — спокойно ответила Клава.
— Я? Сама? — Ирина недоверчиво уставилась на Дежкину. — Что, уже?
— Да, уже. У тебя же работа такая… будет, — Дежкина улыбнулась.
— Короче, так. — Левинсон похлопал по столу, требуя к себе внимания. — Убиты двое мужчин. Европейцы, судя по строению черепов и по цвету волос. Одному лет сорок — сорок пять, второму не больше тридцати.
— А это как определили? — поинтересовалась Калашникова.
— По паспорту. — Левинсон хохотнул. — Много есть способов. По зубам, по волосам, по деформации костей. По их составу, но это только дня через два, когда анализы из лаборатории придут. Там уже с точностью до года.
— Дальше, — нетерпеливо перебила Дежкина, но тут же прикрыла рот ладонью. — Ой, извини, Ириша, это твое дело.
— Землю всю просеяли, ничего не нашли. Ни остатков одежды, ни обуви, ничего.
— Так все сгнило давно, наверно. — Ирина вопросительно посмотрела на Клавдию.
— Не могло. — Левинсон почесал затылок. — Одежда — да, сгнила. Но пуговицы пластмассовые, замки на ширинках, пардон. Подошвы на обуви тоже резиновые, заклепки от шнуровки, часы, кольца. Это есть всегда. Скажи, Клав.
— Да, почти всегда. — Дежкина кивнула. — Какой вывод сделает госпожа следователь?
— Это я? — Ирина смущенно посмотрела на Клавдию.
— А как тебя лучше называть? Товарищ следователь?
— Лучше госпожа. — Ирина задумалась. — Если ничего этого не было, значит… Значит, они были голые.
— А это что значит?.. — спросила Дежкина.
— А это значит, что их раздели, перед тем как закопать.
— Вполне логично. — Левинсон иронично улыбнулся. — Не сами же они разделись.
— Следовательно, кто-то не хотел, чтобы трупы были опознаны, — робко произнесла Ирина.
— Тоже ценное умозаключение, — ухмыльнулся Левинсон. — Хотя чаще всего трупы раздевают мародеры, сами кладбищенские служащие.
— Женя!.. — предупреждающе протянула Дежкина.
— Все, виноват. — Он развел руками. — Если принять твою версию, а она вполне логична, это значит, Ирочка, что по тем или иным признакам их могли опознать. Правильно, Клавдия?
Клавдия улыбнулась.
— Давай, Женя, что там еще интересненького?
— Пока все косточки не разложили, но, судя по всему, на два скелета найдены только три кисти рук.
— Один безрукий был? — уточнила Клавдия.
— Или перед смертью отрубили, — задумчиво сказала Калашникова.
— Вряд ли. — Дежкина покачала головой. — Зачем?
— Завтра-послезавтра экспертиза покажет. — Левинсон хитро улыбнулся.
— Ну давай, выкладывай. — Клава покачала головой. — Сколько у тебя еще козырей?
— Последний остался. — Левинсон развел руками. — Зато туз.