Пылилась долго по углам
Заряженным ружьем
Судьба моя, то там, то сям,
На взводе боевом.
Однажды, по дому бродя,
Я встретился с судьбой,
Узнал ее и, уходя,
Унес ее с собой.
Султан стоял на лыжах.
Мне всегда хотелось начать свои мемуары как-нибудь невыносимо высокопарно, например так: «Мать рассказывала мне, что в ночь, когда я был рожден, случилось затмение (пронесся смерч, лик луны затянула пелена багровых облаков…), что не предвещало тебе, сынок, особо счастливой судьбы». Или так: «Был в моей жизни период, когда мне нравились лишь красивые женщины с плохими зубами». Воспоминания, писанные в какой-нибудь затхлой швейцарской гостинице старым пердуном, мемуары которого в целом свете не представляют интереса ни для кого, кроме него самого.
Но теперь, независимо от того, является это мемуарами или нет, я просто вынужден начать со слов «Султан стоял на лыжах», поскольку именно с этого, невзирая на мои сорок лет, семью, шамана, многочисленные события и славу, которая к этому времени уже осеняла мое чело, все по-настоящему и началось.
Султан Сару стоял перед высоким, в человеческий рост, зеркалом. Он был одет в желто-пурпурно-черный лыжный костюм из тех что, чаще всего можно увидеть на склонах Сент-Морица, на голове красовалась арабская куфия, а на ногах — пожарно-красные лыжные ботинки с пристегнутыми к ним лыжами. Учтите, речь идет о номере лос-анджелесского отеля в самый разгар летнего зноя. Войдя, я сразу заметил сидящую на одном из многочисленных диванов милую крошку Фанни Невилл.
Я подошел к ней и, плюхаясь рядом, намеренно слегка толкнул ее задом, чтобы не забывала, кто здесь главный.
— А я и не знал, что вы лыжник, сэр.
— Я очень хороший лыжник, Гарри. У нас в Сару есть просто замечательные горы. — Он повернулся к остальным присутствующим в комнате людям, которые сидели с застывшими на лицах нервными улыбками. Профессиональные улыбальщики. — Единственный недостаток наших гор в том, что в данный момент там засели наши недруги.
Улыбальщики явно не знали, как реагировать на эти слова, — их губы неуверенно прыгали вверх-вниз, как мокрое белье на веревке, до тех пор, пока босс, широко открыв уже свой рот, громко не рассмеялся. Да, ну и видок у него был — хохочущего в этом лыжном костюме. Я обвел комнату таким взглядом, будто очутился на другой планете. Фанни незаметно ущипнула меня за ногу.
— Ах, Гарри, я веселый человек. Очень-очень веселый человек. Ну конечно же, у нас есть недруги. Во главе их стоит один сумасшедший по имени Ктулу note 46, который просто уверен, что править должен он. Но он всего лишь пылинка на моем рукаве. По-настоящему меня огорчает лишь то, что наши люди больше не могут кататься на лыжах в своих собственных горах, поскольку из-за Ктулу и его приспешников лыжный спорт у нас на некоторое время заглох. Просто стыд и позор. Однако, когда с этой досадной помехой будет покончено, я просто вижу, как Сару со временем становится Кицбю-элем note 47 Среднего Востока.
А пока суд да дело, мы каждую зиму проводим какое-то время в чудесном горном австрийском городке Целль-ам-Зее в Австрии. Превосходное катание и красивейшее озеро. Никогда не доводилось там бывать? Это примерно в часе езды от Зальцбурга. Следующей зимой вы обязательно должны приехать к нам туда в гости. Кстати, в прошлом году мы прикупили там кусочек земли.
Будучи знаком с манерой султана выражаться, я понял, что «кусочек земли» это тысячи две или три акров, если вообще не целая гора.
— Из меня никудышный лыжник, Ваше Высочество.
— А какие же виды спорта вы тогда предпочитаете, Гарри?
— Чаще всего спотыкаюсь, да еще иногда впадаю в кому.
Фанни при этом прямо-таки скорчилась от смеха, но сам султан и его улыбалыщики никак не реагировали, наверное, секунд этак десять. Затем явно лишь из вежливости владыка раздвинул губы в миллиметровой улыбке. Уловив намек, вся компания тоже отпустила мне по миллиметру.
Старушка Фанни так хохотала, что даже закашлялась. Я решил не говорить ей, что эти слова принадлежат вовсе не мне, а Оскару Леванту note 48. При возможности я никогда не стесняюсь заимствовать малую толику ума у других.
— Гарри, что мы еще можем сделать, чтобы все же убедить вас взяться за проектирование этого музея? Мне не нужен никакой другой архитектор.
— Видите ли, сэр, когда вы сделали мне это предложение в первый раз, я навел кое-какие справки. Разве, согласно мусульманским верованиям, собаки не считаются «харам»!
Температура в комнате резко упала на несколько сотен градусов.
— Да, Гарри. Это так.
Фанни пригнулась и, делая вид, что все еще не может унять кашель, шепотом спросила:
— Что еще за «харам»!
— Это значит «нечистый».
— По словам Пророка, в их слюне и дыхании есть нечто пагубное для человеческого духа.
— Тогда как же вы можете даже думать о сооружении у себя в стране собачьего музея?
— Я убежден, что просто обязан сделать это. — Он улыбнулся. — Потому что собаки трижды спасали мою жизнь в трех совершенно непохожих одна на другую ситуациях. В одном случае это могло быть и совпадением, но, когда тебя трижды спасают от смерти столь малые и жалкие существа, как собаки, Гарри, только и остается думать, что в дело вмешались весьма могущественные силы. Вы меня понимаете?
— А не могли бы вы рассказать об этих трех случаях?
— Нет, поскольку сначала я должен поведать их своему народу. Моя история найдет отражение в одном из отделов музея. А уже после этого, если остальному миру будет интересно, он тоже сможет ее узнать. В принципе, это основная причина, почему я так хочу построить этот музей.
— А проблем с местными фундаменталистами у вас не будет?
— Будут. И главная трудность именно в этом.
Даже несмотря на лыжные причиндалы султан Сару был, пожалуй, самым величественным из всех знакомых мне людей. Последнюю фразу он произнес так холодно и с таким достоинством, что меня буквально охватил трепет восхищения.
Быть в наше время правителем на Среднем Востоке равнозначно пожизненному заключению. Если отбросить в сторону цинизм, с каким обычно относятся к политикам, меня просто поражает, как эти люди на протяжении многих лет терпят бронированные автомобили, постоянное присутствие телохранителей, мирятся с невозможностью позволить себе даже искупаться в море или съесть пиццу без того, чтобы рядом не стоял кто-нибудь, сжимая пистолет и внимательно следя за малейшим вашим движением.
— Я далек от политики, Ваше Высочество. К тому же меня не слишком-то вдохновляет идея' проектировать здание, которое может послужить причиной гибели для всех нас.
Фанни перебила меня:
— Да брось ты, Гарри. Ты же построил театр Джарролда в Белфасте. Сам же рассказывал, как почти каждую ночь там что-нибудь взрывалось. Не вижу разницы.
— Разница в том, куколка, что уж больно много людей в Сару на дух не выносят собак. Не забывай о харам. А ирландцам нравится иметь свой театр в Северной Ирландии. И шансы уцелеть там были гораздо выше.
— Трус!
— Как ты меня назвала? — Трусом!
И тут земля содрогнулась.
Сила толчка была около 8. 3 по шкале Рихтера, и первое, что бросилось мне в глаза, так это голова Фанни, болтающяся вверх-вниз как у куколок на пружинках, которых обычно прикрепляют на присосках к заднему стеклу автомобиля. Я даже не сразу понял, что она вовсе не дурачится.
Я перевел взгляд с нее на султана, но тут уже вся комната заходила ходуном, и все присутствующие, в том числе и я, принялись совершать самые забавные телодвижения. Впоследствии я узнал, что в Сару землетрясения не редкость, поэтому султан и его люди поняли в чем дело гораздо раньше нас с Фанни. Султан нагнулся и высвободил ноги из лыжных ботинок, и в этот момент тряхнуло так, что он оказался на полу.
Note46
Ктулу — явно не случайное совпадение (с точностью до буквы) с лавкрафтовским персонажем Ктулху, в чьем имени «х» и так, скорее, обозначает придыхание. В одноименном цикле рассказов и повестей Говарда Ф. Лавкрафта (1890-1937) Ктулху — это спящее в океанских глубинах богоподобное существо, имеющее облик дракона с клубком щупальцев на месте лица. Центром его культа назван мифический город Ирем в пустыне Руб-эль-Хали на юге Аравийского полуострова, и делались неоднократные попытки производить имя Ктулху от одного из арабских наименований Шайтана (со значением «(тот, кто) человека покидает»; см., например, Коран 25:29).
Note47
Кицбюэль — город в западной Австрии (федеральная провинция Тироль), знаменитый горнолыжный курорт в Кицбюльских Альпах. Некоторые гостиницы размещены в переоборудованных средневековых замках. Первое упоминание Кицбюэля в летописях относится к 1165 году.
Note48
Оскар Левант (1906-1972) — известный американский пианист классического репертуара, интерпретатор Джорджа Гершвина (1898-1937), звезда Бродвея и Голливуда и крайне яркая личность вообще. Музыкальный вундеркинд, публичные выступления давал с 12 лет. В 25 лет аккомпанировал Гершвину (оркестром дирижировал Артуро Тосканини (1867-1957)). В тридцатых годах неоднократно выступал с музыкой Гершвина перед многотысячной аудиторией (вплоть до 22 тыс. слушателей). Написал много музыки для кино. Не столь известно, что писал он и академическую музыку, а в середине тридцатых годов учился композиции у самого Арнольда Шенберга (1874-1951). По окончании концертной карьеры прославился едким остроумием, выступая в различных теле— и радиопередачах. Долгое время страдал от лекарственной зависимости, часто лечился в нервных клиниках.