Желание броситься к ней навстречу стало почти неодолимым. На глаза навернулись слезы. К горлу подступили рыдания. И все же Кикаха не мог избавиться от своей подозрительности. Чутье подсказывало ему, что входить в эту комнату смертельно опасно. Ловушки Орка многому научили Кикаху. И только везение спасало его пока от прессов и огня всех этих смертельных устройств.
— Кикаха, милый! — вскричала Анана.
Она выбежала к нему в коридор и упала в его объятия. Мельком взглянув на закрывавшуюся дверь, он прижал Анану к себе и склонил голову для поцелуя.
Губы и нос словно обожгло. Кикаху как будто облили горящим бензином. Кожа на ладони почернела, словно он коснулся серной кислоты, а не обнаженной спины Ананы. Кикаха закричал, отпрыгнул в сторону и покатился по полу, не зная, куда деваться от страшной боли. Почти теряя сознание от полученных ожогов, он нащупал распухшей рукой приклад упавшего лучемета.
Анана медленно приближалась к нему. Ее лицо оплывало, как нагретый воск. Глаза съезжали вниз. Рот превратился в рваную дыру. Губы лопнули, покрылись трещинами и комками потекли на подбородок. Она слепо шарила руками в воздухе, пытаясь найти и схватить его, но пальцы сочились кислотой и теряли форму. Они стали удлиняться, а затем один из мизинцев вытянулся, как ириска, изогнулся и прилип к ее колену. Стройные ноги вскипали буграми, и оттуда, разрывая кожу, извергался какой-то газ. Ступни прилипали к полу, оставляя на каменных плитах горящие клочья, от которых поднимались струйки зеленоватого дыма.
Ужас и отвращение помогли Кикахе преодолеть боль. Он без колебаний поднял лучемет и переключил его на полную мощность. Луч рассек существо надвое, а затем еще пополам. Каждый кусок продолжал корчиться и извиваться на полу. Кровь хлестала струями из туловища и ног, превращаясь в воздухе в коричневую жидкость, которая проедала панели стен. Комнату заполнил запах тухлых яиц и горящих собачьих экскрементов.
Кикаха уменьшил мощность луча, превратив оружие в своеобразный огнемет. Он наводил раструб на рассеченные части, и те горели в зеленоватом дыму. О человеке здесь напоминал только запах паленых волос. От остального несло калом и серой. Когда огонь догорел, от существа осталось лишь несколько хрящеватых нитей. Костей у псевдо-Ананы просто не оказалось.
Кикахе не хотелось входить в комнату с бассейном, но боль в лице и руках становилась просто невыносимой. Он надеялся, что властитель переоценил объятия монстра, посчитав их смертельными. И вряд ли после такого шедевра Уртона или Орк стали бы размениваться на ловушки в дверном косяке. Кикаха вспомнил, какой прохладной на вид была вода в той комнате, и ему еще больше захотелось добраться до нее. Конечно, он мог бы протрубить в рог и вернуться в дом Орка, но для этого потребовалось бы воспроизвести мелодию из семи звуков. Кикаха вздрогнул, представив, как его распухшие губы касаются мундштука. Кроме того, в дом Орка могли вернуться враги, а в таком состоянии он не одолел бы и ребенка.
Подбежав к бассейну, Кикаха опустил в воду руку и лицо. Прохлада помогла, но боль все равно была. сильной. Обтерев лицо здоровой рукой, он вздохнул и попытался встать. Его качнуло в сторону, и Кикаха почувствовал приступ тошноты. В голове мутилось, как после доброй пьянки. Весь мир казался далеким и ненастоящим. Шок оттолкнул его на пару шагов от реальности.
Он поднял рог и с трудом просунул мундштук между распухшими губами. Ладонь обожженной руки покрылась волдырями. Пузыри стали такими большими, что пальцы почти не сгибались. Ценой неимоверных мук он нажал на несколько кнопок и протрубил заветную мелодию. Стена перед ним раскрылась. Сунув рог в футляр, Кикаха пропихнул его ногой в отверстие и, приготовив лучемет, проскочил в створ врат. На его счастье, в особняке Орка по-прежнему никого не было.
После непродолжительных поисков он нашел ванную комнату. Медицинский шкафчик над раковиной вмещал в себя множество пузырьков и пластиковых упаковок. На некоторых из них виднелись иероглифы властителей. Вскрыв тюбик с зеленоватой мазью, он понюхал содержимое и намазал исцеляющим бальзамом покрытые волдырями губы, распухший нос и ладонь обожженной руки. Боль начала растворяться в нежной прохладе, а опухоль опадала на глазах. Взглянув на свое отражение в зеркале, Кикаха покачал головой и выжал на язык несколько капель из маленького пузырька. Минуту спустя дрожь утихла, мысли пришли в порядок, а чувство тошноты отступило. Закрыв тюбик и флакон, он рассовал их в задние карманы брюк.
Эксперименты с вратами и встреча с псевдо-Ананой исчерпали почти весь запас времени. Выбежав из ванной комнаты, Кикаха направил раструб на стену коридора и протрубил мелодию. Эта часть дома оказалась довольно пустой, и следующее пятно появилось только при пятой попытке. Однако ни оно, ни последующие пятна не содержали того, что он искал.
В спальне врата нашлись с первого раза. Стоило Кикахе направить раструб на стену, как она раскрылась, словно акулья пасть. За вратами по низким песчаным холмам тянулись ряды высоких белых треугольников. Между «акульими зубами» покачивались заросли пурпурных лиан, которые на фоне бледно-лилового неба казались огромной паутиной.
Вторые врата вновь вели в короткий коридор, в конце которого виднелась закрытая дверь. И снова ему ничего не оставалось, как только войти и проверить это место. Он тихо открыл дверь и осторожно осмотрел комнату. Та ничем не отличалась от помещения с бассейном, где он увидел ужасного монстра. И похоже, кошмар начинался заново. В кресле, почти у самой воды, сидела Анана.
На этот раз она не читала книгу. Склонившись вперед и положив локти на колени, Анана уткнулась подбородком в ладони. Мрачный и неподвижный взгляд не предвещал ничего хорошего.
Он тихо окликнул ее, и она вздрогнула — совсем как та первая лже-Анана. Потом она вскочила, бросилась к Кикахе, и слезы блестели в ее глазах, стекая по щекам и падая на грудь. Рот приоткрылся в прелестной улыбке. Руки снова тянулись к Кикахе, предлагая ему плен своих объятий. Когда Анана выбежала из комнаты, он отпрянул назад и сурово приказал ей остановиться. Увидев нацеленный на нее лучемет, она испуганно подчинилась. На милом лице появилось выражение удивления и обиды. А потом Анана заметила его распухшие губы и обожженный нос. Ее глаза расширились, и в них опять заблестели слезы.
— Анана, — обратился он к ней, — какую колыбельную пела тебе мать десять тысяч лет назад?
Если это была очередная копия или искусственное существо, она могла иметь запись той информации, которую выведал у Ананы Рыжий Орк <Еще один промах Фармера. Анана находилась в плену у Уртоны. Кикаха разговаривал с ней по телефону примерно за час до этого момента. И вдруг оказывается, что ее допрашивал Рыжий Орк. Странно и то, что она находилась в его доме. Все это вносит путаницу в историю с рогом. Скорее всего Фармер в данном эпизоде перепутал имена властителей.>. Но каким бы обширным ни оказался этот запас отрывочных сведений, его все равно не хватило бы для того, чтобы обмануть любовника Ананы. Всегда нашлись бы вещи, о которых Орк просто не догадался бы спросить. А кто станет интересоваться колыбельной? Анана однажды пела ее Кикахе, когда они скрывались от Звонарей в прериях Многоярусного мира.
По-видимому, его вопрос озадачил Анану. Но потом, сообразив, что он вынужден подвергнуть ее проверке, Анана с улыбкой пропела прекрасную детскую песенку, которой научилась от матери в далекие дни ее детства — те дни, когда она еще не знала, насколько уродлива и зла жизнь взрослых властителей.
Но даже после этого он чувствовал некоторую напряженность, когда Анана целовала его. Дав ему убедиться, что она состоит из плоти и крови, Анана шепотом напомнила ему о некоторых интимных подробностях, о которых Рыжий Орк и подавно не стал бы спрашивать. Кикаха улыбнулся и оттаял. Они оба немного всплакнули, но он остановился первым.
— Поплачем позже, милая. Ты знаешь, где сейчас Вольф и Хрисеида?
Она покачала головой. Кикаха этого и ожидал.
— Тогда нам придется открывать каждые врата в этом доме. А знала бы ты, какой он большой…