Как только они въехали в лес и немного отдалились от Шамони, Виктор с товарищами начали переглядываться, щелканье веток сливалось с щелчками осторожно взводимых курков. Заговорщики выстроились так, чтобы быстро расправиться с Иларием и его врачом, а потом, если будет нужно, с остальными. Виктор задержал дыхание и медленно потянулся рукой к пистолету — решающий выстрел отдали ему, во второй руке было зажато тонко скрученное письмо от консулата. Чем дальше они отъезжали, тем отчётливее Виктор испытывал необходимость стрелять, но всякий раз ему казалось, что он чувствует взгляд чьих-то глаз, и, нервно оглядываясь, он делал знак товарищам: «Ждите».
Вдруг Иларий съехал с тропы и стал заметно отдаляться от своей свиты. Виктор приказал повернуть следом за ним, но правитель остановил их.
— Я хочу проехаться в одиночестве. Следуйте дальше по маршруту, — не оборачиваясь, произнёс он и поехал на запад, вглядываясь, насколько это позволяли сумерки, в шелестящий ковёр леса.
— Вы уверены? — переспросил Виктор, но, не получив ответа, после секундных размышлений приказал остальным ехать дальше по маршруту.
— Виктор, — Гаспар выразительно взглянул на товарища, в его лице читалось готовое вылиться наружу негодование. Конечно, такой шанс мог вряд ли представиться во второй раз и юноша знал, что ему нужно было, не задумываясь, следовать за правителем, но тяжесть очередного убийства была сродни капле, способной переполнить чашу.
— Я знаю, — произнёс он, скрепя сердце. И снова по лицу Гаспара пробежала тень.
— Хорошо, — вздохнул он и, подъехав немного ближе, сказал: — Тебе будет лучше не возвращаться. Останься в какой-нибудь деревне, женись. Либо подожди, пока в столице всё уладится, а потом мы пошлём за тобой, — сказал мужчина с отцовской заботой и, положив свою тяжёлую руку на плечо юноше, подтолкнул его в сторону Илария. — Догоняй, а то уйдёт.
Виктор кивнул, губы его скривились в ироничной ухмылке. Он пустил лошадь галопом и вскоре остальные остались позади.
***
Над лесом сгущались сумерки, а среди деревьев, под сенью ветвей, стало совсем темно. Аннабелль прошептала лошади: «Следуй за проводником», и старалась не вывалиться из седла от периодически накатывавших на неё приступов смертельной усталости. Лошадь послушно преследовала малиновку, либо от того, что тоже слышала её зов, либо потому, что понимала слова Анны. Уже не было времени думать, делом чьих рук было это волшебство и было ли это вообще каким-либо родом магии, но опьяненная свободой и надеждой Аннабелль вдруг на пару минут почувствовала себя всесильной: она видела и чувствовала, как никогда раньше, слышала слова в шёпоте ветра, видела старые, морщинистые лица вековых деревьев, понимала голоса птиц и животных. Затем всё стихало, видения прекращались и наступала привычная тишина, но Анна была уверена, что всё это не было сном, словно какая-то магия просыпалась в ней самой.
Лес летел ей навстречу, деревья незаметно расступались, освобождая ей дорогу, и медленно сходились, скрывая её путь от тех глаз, которым не нужно было его знать. На тёмные кроны вновь начал обрушиваться ночной ветер, заставлявший ветки устрашающе трещать и щёлкать, будто бы подгоняя находившихся в лесу путников. Вдалеке гремели раскаты грома, небо скрывалось за пеленой чёрного облака, пожиравшего звёзды. Лошадь начала терять из виду проводника, а звонкое: «пора в путь» утихло, растворившись в грохоте, треске и шуме. Животное замерло, как вкопанное, и принялось боязливо перешагивать на одном месте. Анна попыталась уговорами и возгласами заставить лошадь продолжить путь, но чем больше девушка упрашивала, тем больше нервничала и пятилась кобылица. Тогда Анна решительно отбросила поводья и выбралась из седла.
Вслепую, ощупывая ногами землю, она пошла в том направлении, куда, как ей казалось, полетела малиновка. На мгновение раскаты грома прекратились и замерший в ожидании воздух вновь прорезал звонкий голос птицы. Анна радостно воскликнула и пошла вперёд увереннее, не боясь оступиться или упасть. Позади послышались торопливые шаги и испуганное ржание лошади. Почувствовав свободу, кобылица поспешила прочь на поиски своих собратьев. Вернувшись в Шамони, она их не нашла, зато стала прекрасной заменой угнанной лошади Фильбера.
Анна пробиралась сквозь лес пешком, останавливалась, прислушивалась в попытках уловить очередную подсказку от своего проводника, всматривалась в почти непроглядную темноту. Эти остановки начали занимать всё больше и больше времени, девушке уже начинало казаться, что она заблудилась, и сомнение становилось всё сильнее, как вдруг послышался тихий стрёкот и в прохладной темноте засияли десятки и сотни маленьких зеленоватых огоньков. «Пора в путь, пора в путь, пора в путь», — весело запела малиновка, возвращаясь к Анне в сопровождении одного из сияющих облаков. Маленькие светлячки осели на стволе дерева, стоявшего неподалёку, своим мерцанием подзывая Аннабелль. Второе дерево засияло в нескольких шагах от первого, а чуть дальше — ещё одно. Девушка уверенно шла от одного ствола к другому и при виде открывшейся ей дороги чувство триумфа переполнило Анну, и счастливый смех непроизвольно срывался с её губ. Но чем дальше она уходила, тем больше это предвкушение победы над всеми трудностями, что ей подбросила судьба, сменялось волнением перед предстоящей встречей. Она лихорадочно перебирала варианты, какой может быть эта встреча, что ей стоит сказать…
Однако довести эту мысль до конца ей не удалось. Летевшее перед ней облако светлячков замерло и осело на живой изгороди, сторожившей владения заколдованного принца, и всё вокруг осветилось волшебным мерцанием маленьких насекомых. Анна остановилась, задыхаясь от волнения, и, собравшись с силами, взмахнула рукой перед покрытыми шипами ветками, приказывая им расступиться. С тихим потрескиванием ветви, как огромные щупальца, стали отпускать друг друга, ослабляя причудливые узлы, в которые сами завязались. Вдруг из-под листьев появилась покрытая шрамами рука, а следом за ней вторая, затем и весь человек, скованный шипастыми побегами, как цепями. Ветви кустов не вгрызались в его тело с дикой яростью, но держали достаточно крепко, чтобы он не мог ни пошевелиться, ни упасть. Всё его лицо было покрыто свежими царапинами и новыми шрамами, так что узнать его теперь было почти невозможно. Анна осторожно протянула руку и коснулась огромного рубца, рассекавшего всю щёку. Клод вздрогнул и мотнул головой, Анна успокаивающе провела пальцами по его лицу, уговаривая открыть глаза. Он недоверчиво взглянул на девушку, но при виде её на его ссохшихся губах появилась добродушная улыбка, немного усталая, но в ней не было ни тени гнева или досады. Он лишь виновато кивнул, извиняясь за свой внешний вид.
— Вот, что бывает, если пытаешься сбежать от ведьмы, — улыбнулся он, в его чертах снова появилась эта беззлобная насмешка. Шипы неохотно отпускали своего пленника, и, наконец освободившись, Клод сделал шаг вперёд, покачнулся и опустился на колени в попытке удержать равновесие. Аннабелль упала рядом с ним, задыхаясь от избытка чувств, как и он.
— Я пришла за тобой, — выдавила она, давясь слезами.
— А я за тобой, — ответил Клод, обнимая её. Он осторожно, точно боясь сломать, прижимал к себе её тонкую фигуру, с трудом отказываясь верить, что это не сон и что через мгновение Анна не пропадёт, как мираж. Всё вокруг казалось ненастоящим: и оказавшаяся позади граница, и свет, и радость, но самой волшебной казалась Анна и Клод цеплялся за неё, чтобы она не исчезла вновь, только оказавшись рядом с ним. Казалось, они оставались в объятиях друг друга целую вечность.
Какая-то вспышка заставила его поднять взгляд. Наверное, это усилилось мерцание светлячков, разделявших их радость, или звёзды появились из-за объявшей небо тучи… В следующую секунду принц оттолкнул Анну в сторону и замер, оглушённый грохотом, раздавшимся прямо рядом с ними. Запахло порохом и дымом. Анна обернулась и увидела тень среди деревьев, державшую окутанный дымом пистолет. Светляки разлетелись, перепуганные шумом, и в последней вспышке их света Аннабелль увидела Илария. Не благородного влюблённого, не щедрого короля, а то воплощение жестокости, которое всегда выглядывало из-под каждой его маски. Казалось, он не смотрел на девушку, а только на поражённое им, пусть и случайно, чудовище, зажимавшее рану. Кровь тёмным пятном расползалась по ткани и окрашивала руки в багровый цвет.