Люди пришли ко мне снова и потребовали, чтобы я исправила меч, чтобы он не лишал людей рассудка, чтобы владельца меча нельзя было ранить, мол, тогда меч и будет идеальным. Люди спорили, говорили, что я не полностью выполнила условия сделки, и потому они больше платить не будут.
Но я молча сидела в своем холме, а варвары все шли и шли тысячами, и находились все-таки редкие смельчаки, которые отваживались владеть Эскалибуром, зная, что наверняка погибнут.
И тогда люди привели двести юношей, как я потребовала. Некоторые из них пришли с радостью, думая, что встретят своих возлюбленных, которые ушли раньше. На этот раз я была осторожней и забирала их будущее без предупреждения, так что они не успевали испытать боль, отчаяние или тоску. Я свила ножны из их волос, и это дало владельцу меча возможность прожить сотни жизней между рассветом одного дня и рассветом следующего.
В ту пору я еще ничего не знала о человеческой любви, иначе потребовала бы более молодых юношей, которые еще не знали девушек, пришедших ко мне в холм год назад. Ножны защищали владельца меча от всяческих ран, но вели себя, как страстный любовник, притягивали к себе меч, не позволяли любому воину вытащить его. Из ножен меч мог вытащить только человек с могучей волей или колдун, а в Лайоннессе было несколько колдунов, но я их не любила.
Многие из тех, кто хотел стать героем, так и умирали, не вытащив меча из ножен.
И каждый раз меч и ножны возвращались ко мне и к тому месту, где они были созданы. И каждый раз я отдавала их обратно людям Лайоннессы, поскольку они продолжали свои неудачные войны с варварами. А меня не заботило, кто выигрывает битву, я просто любила аккуратность в соблюдении традиций.
В те времена, когда шли войны, ко мне приходило много людей, несмотря на договор, в котором были указаны времена года и конкретные дни, когда я должна их выслушивать и уделять внимание их делам. Потребляя людей, я начала понимать, что такое человеколюбие и что за магия скрывается внутри их быстротечных жизней. Мне захотелось как следует изучить этот предмет, и я стала гулять по ночам, обучаясь тем единственным способом, который я знала. Вскоре мне пришлось учиться у варваров, поскольку местные люди возобновили привычку скреплять волосы сучками рябины и вспомнили, что нельзя гулять при лунном свете. Детям снова стали давать маленькие серебряные монетки, и они вдевали их в уши как серьги. В иную ночь я собирала много окровавленных монеток, но не запасалась ни жизнями, ни знаниями.
Со временем и варвары тоже кое-чему выучились, и в один холодный День Середины Зимы, между заходом солнца и восходом луны ко мне пришли послы. Местные люди, которых я знала очень хорошо, и варвары объединились во имя одной цели. Они хотели, чтобы я установила мир во всей Лайоннессе, чтобы никто не мог начать войну.
Плата, которую они приготовили, была поразительной — так много жизней, что мне хватило бы пропитания на тысячу лет. При всем моем интересе к человечеству, цель оказалась для меня завораживающей, потому что впервые за все время моего существования я не знала, как выполнить просьбу людей.
Они стали расплачиваться, и в течение семи дней шеренга мужчин, женщин и детей двигалась в мой холм. У меня уже был опыт, и в этот раз я дала им пищу, вино и табак, отчего они быстро заснули. Пока они спали, я собирала урожай их снов, ходила между ними и пила их дыхание.
Сны я собрала в сеть из лучей света, отнесла эту сеть вниз, в глубину земли, где плавятся скалы; там я начала делать чашу Грааля. У меня получалась вещь такой красоты, наполненная такой надеждой, что в изумлении от своего творчества я забылась и вложила в чашу и свои сны, а также и большую часть своей силы.
Возможно, что-то исчезло из моей памяти, пока я делала чашу, я забыла, что значит моя сила для Лайоннессы. Весь долгий путь, пока я выбиралась наверх из глубины земли, я не отводила глаз от своего создания и не задумывалась о грохоте и покачивании почвы у меня под ногами. Земля была неспокойна. Я не обращала внимания на это ворчание, сопровождавшее меня по дороге к свету.
Я вышла из своего холма и обнаружила, что послы, не выдержав рева и сотрясения земли, убежали. Я подняла вверх чашу Грааля и закричала, что она принесет мир всем, кто из нее напьется. Но в это время горизонт поднялся, как подол одежды, и голубизна неба пропала в темноте моря. Море вздыбилось волной невообразимой высоты, выше моего холма и стоящих за ним гор. И только тогда я сообразила, что это не море поднялось, а Лайоннесса упала. И я вспомнила.