Давно, очень-очень давно, я сделала опоры для основания земли. Теперь же, создавая чашу Грааля, я разрушила эти опоры. Лайоннесса должна утонуть. Но я не собиралась тонуть вместе с ней. Я превратилась в большого орла и поднялась в небо, зажав в когтях чашу. Я изо всех сил старалась ее не уронить. Крылья мои яростно бились, но чаша Грааля держала меня на месте. Я пыталась сдвинуть ее, но мне это не удавалось, а волна подходила все ближе, она закрыла собой солнце, и уже поздно было куда-то улетать.
И вот тогда я поняла, что чаша Грааля несет с собой не только мир, но и кару. Я наполнила чашу снами тысяч людей, это были сны о мире и справедливости. Но я позволила вползти в нее и другим снам, и один из них был тем сном, за который белый демон, воровавший сны людей в лунные ночи и сеявший среди людей смерть и страх, должен был понести наказание.
Волна дошла до меня, когда я снова приняла человеческий облик, она обрушила мощь воды, подняла вверх и меня, и чашу Грааля. Я пролетела без воздуха и света над всей ширью Лайоннессы, и только тогда волна отпустила меня. При падении я была так изуродована, что мой человеческий облик уже невозможно было восстановить. Я приняла новый облик, лучшее, что мне удалось сделать, хотя теперь мой вид не мог порадовать ни мои, ни чужие глаза. Вот мера благодарности чаши Грааля, которая оказалась серьезным наказанием. Только тогда я выпустила чашу из рук и позволила ей упасть.
Я дала ей уйти от меня, но никогда не теряла ее из виду, потому что теперь, даже бодрствуя, я вижу сны о народе Лайоннессы, который погиб под этой волной, и только чаша Грааля дает мне безмятежный отдых.
Шли годы, я проскользнула из моря в реку, потом в озеро, пока, наконец, следуя за перемещениями чаши Грааля, не оказалась здесь. Меня не удивило, что Эскалибур все еще в ножнах и все еще светится, несмотря на то, что так долго гостил в глубине, дожидаясь меня. Похоже, он по-прежнему годился для всего, что я вложила в него, и для дела, и для судьбы. Даже чаша Грааля, кажется, согласилась спокойно ждать будущего, которое было мне неведомо.
Не помню, когда Мерлин впервые нашел меня здесь, но в этом не было ничего странного, мы ведь родились вместе. И очень давно. Он изучал человечество внимательнее, чем я, и употреблял свою силу гораздо осторожнее.
Вот так! Его чары остались в моем далеком прошлом, до потопа, и теперь мы будем серьезно торговаться. Он говорит, что вернет мне мой человеческий облик в обмен на меч. Он понимает, что от этого предложения я не смогу отказаться. Что для меня меч в сравнении с теплом солнца на моей мягкой коже, с красками, которые снова увидят мои глаза, с холодным ветром, который приласкает мое лицо?
Я отдам ему меч. И подарю Артуру торжество победы, но вместе с мечом он получит и печаль, как это бывало всегда. Его победы никогда не будут собственными победами. Ножны будут его спасать, но принесут гибель, поскольку человека, который не может быть ранен, никогда не полюбит женщина.
Мерлин умен. Сам он не прикоснется к мечу, но скажет мне, когда я должна отдать его Артуру. И только тогда я получу то, что обещано. Очень любопытно снова испытывать ожидание и надежду.
Даже яркий свет не так сильно действовал на мои глаза, или, возможно, Мерлин просто решил быть хорошим. Да, теперь он говорит о чаше Грааля и просит меня отказаться от нее. Я думаю, Мерлин не понимает, какова природа чаши, иначе не стал бы пытаться ею воспользоваться.
Чаша Грааля подождет, говорю я Мерлину. Иди, приводи своего короля, своего Артура. Я дам ему меч и ножны, и пусть он правильно ими пользуется.
Мерлин умеет ждать. Он всегда умел ждать. Он прыгнул вверх в потоке света, а я скользнула в свою пещеру, свернувшись кольцом вокруг ямки, в которой хранятся мои сокровища. Вчера еще чаша Грааля была там, но теперь ее не было. Если бы я решила, что Мерлин украл ее, я бы рассердилась. Возможно, я стала бы преследовать его до самых теплых, светлых вод, чтобы посмотреть, так ли велика его сила по сравнению с той, что остается во мне.
Но я не стала его преследовать, поскольку знала, что чаша Грааля покинула меня, как делала уже тысячу раз прежде, и это вовсе не проделки Мерлина. В прошлом я всегда следовала за чашей в поисках облегчения, которое она мне давала. Теперь, я думаю, той же цели служило время, только не так хорошо. Время, холод и глубина. Время замедляло течение мысли и притупляло память. Я догадалась, что только приход Мерлина оживлял меня, и в этом заключалась ирония нашего обмена.