Миссис Росси повисла на плечах Эйми. Роуэн пробормотал «до свиданья» и вылетел из холла с единственной мыслью — как можно скорее оказаться на свежем воздухе. Он был рад, что у прадеда сегодня хороший день. Значит, все пройдет гораздо легче. В плохие дни старик не желал разговаривать или просто не мог, временами казалось, что он вовсе никого не слышит.
Но, как сказала Эйми, он все еще вызывал всеобщее изумление, даже в плохие дни. Когда он хотел разговаривать, то говорил очень ясно и умно. Когда он хотел ходить, то ходил, правда, с помощью двух палочек. Для своего возраста он был просто чудом. Альберт Сэлуэй был самым старым человеком в Доме, самым старым в городе, самым старым в штате, а быть может, даже самым старым во всей стране. Он родился в последнем десятилетии девятнадцатого века, а сейчас остался всего один день до начала двадцать первого. Ему было сто восемь лет, и он, в сущности, приходился Роуэну пра-пра-прадедушкой. Но он всегда говорил, что получается слишком много «пра», и предпочитал, чтобы Роуэн называл его просто Берт.
Альберт Сэлуэй сидел на скамейке рядом с розами, наблюдая, как на ветру трепещут их лепестки. Он был хорошо одет, как всегда, когда выходил на улицу. На нем были молескиновые брюки, фланелевая рубаха, твидовый пиджак и шляпа. Две его тросточки из черного дерева с поблескивающими на солнце медными ручками были аккуратно приставлены к скамейке.
— Привет, Берт, — сказал Роуэн. Он сел на скамейку, и они пожали друг другу руки. Рука старика в руке мальчика была легкой и хрупкой, пожатие его пальцев было чуть заметным. Берт улыбнулся, и в улыбке показались золотой зуб с одной стороны рта и дырка — с другой. Кроме одной этой дырки и золотого переднего зуба все остальные зубы были совершенно здоровыми. Берт пережил четырех дантистов, которые не могли понять секрета его зубов.
— У тебя неприятности, мой мальчик, — сказал Берт. — Я вижу это по твоему лицу. В школе?
— Нет, — ответил Роуэн. Он закашлялся, не зная, с чего начать.
— Хмм-мм, — сказал Берт. — Ты не знаешь, как мне сказать. О девушке?
— Нет, — сказал Роуэн. — О папе.
— Ага, — сказал Берт, выдохнув со свистом. — И что же мой пра-правнук наделал?
— Он… он продал Гору, — выдавил из себя Роуэн. Он понимал, что должен рассказать об этом Берту, но боялся, что новость очень жестоко ранит старика. Может быть, даже убьет.
Берт уставился на Роуэна, его острые карие глаза, казалось, смотрели сквозь Роуэна, куда-то далеко-далеко. На Гору, подумал Роуэн. Гора — это все, что осталось от семейного имущества. Большая седловина из земли и камня, увенчанная древними каучуковыми деревьями, господствующая над равниной с фермами.
Гора была центральной и наиболее важной частью пяти тысячи акров, которые принадлежали семейству Сэлуэйев с тысяча восемьсот семьдесят восьмого года.
— Он не мог продать эту землю, — в конце концов произнес Берт.
— Но он все-таки ее продал! — воскликнул Роуэн. — Я слышал, как прошлой ночью он рассказывал об этом маме. Он получает три миллиона долларов, и мы все переезжаем в Сидней. Но я не хочу туда ехать. И не хочу, чтобы что-то случилось с Горой.
— Он не может продать эту землю, — повторил старик. Он начал подниматься, его скрюченные, трясущиеся руки взяли палки. — Возьми меня под руку, Роуэн.
— Что ты собираешься делать? — взволнованно спросил Роуэн.
— Мы пойдем и соберем мои вещи, — ответил Берт, наклоняясь к палкам. Роуэн поддержал его, когда он сделал первый шаг. — Затем мы отправимся к Горе. Я кое-что покажу тебе там, Роуэн. Я не был на Горе уже несколько месяцев.
— Ты что, сам поднимался на Гору? — спросил Роуэн и от удивления чуть не отпустил руку старика. — Как? Я хочу сказать, что даже я в этом году не бывал там. В прошлый раз я ездил на велосипеде и потратил на это три часа. Когда я вернулся, папа накричал на меня и сказал, чтобы я держался от Горы подальше.
— Такси, — сказал Берт. Ему было трудно разговаривать при ходьбе.
У них возникли некоторые трудности при выходе из Дома, но Берт с давних времен был знаком с матроной, или директором «Гостиницы, поддерживающей здоровье», как теперь назывался Дом. Они быстро поговорили, а потом она сама вызвала по телефону такси.
— Проследите, чтобы он не промок и не простудился, — сказал она Роуэну, подсаживая Берта в машину. — Удачи, Берт.
По дороге они остановились, чтобы купить немного еды, воды в бутылках, одеяла и керосин для старой печки в домике. У Берта с собой было много денег, старых пятидесятидолларовых бумажных купюр, которые несколько лет тому назад заменили на полимерные. Сначала девушка в банке не хотела принимать бумажки, особенно от Роуэна, но смягчилась, когда он показал на ожидающего в такси Берта и объяснил, что дед не любит «новые деньги».