– Тут я, господин!
– Понадобился твой табун, Аксай. Где его прячешь?
– В овраге кони. Табунщик Шорда подарками доволен, а как старую саблю я ему подарил – вроде побратима стал, в свой улус меня жить зовет, говорит: сестру в жены бери, кобылицу молодую бери, только живи со мной рядом, Аксай. Одним недоволен Шорда: на курае [70] играть любит, песни петь любит, а я не велю. Пусть сидит тихо, зачем людям о конях знать? Шибко расстраивается Шорда!
– Ну, ничего, завтра отпустим его с табуном, пусть на курае играет. – И, повернувшись к Бреху, уже жестким, повелительным голосом: – Вот тебе и лошади, Федор! Отбери три десятка детей боярских помоложе да попроворнее – и с Богом! Проводником табунщик будет, Аксаев побратим, он здесь все тропы излазил, с разбойными ватагами наведываясь. По татарской разбойной тропе и ты иди. И чтобы не черного человека взял, а богатыря ихнего, урта! Аксай с тобой поедет, так вернее…
Поодиночке собирались в овраг избранные дети боярские. Перед рассветом молчаливая ватага конных скрылась в лесу.
Шорда ехал в головах, стремя в стремя с Аксаем. Как кровные братья гляделись они: в бурых татарских халатах и войлочных колпаках, с луками за спиной, оба маленькие, жилистые, одинаково кособочились в седлах, правая рука с зажатой в кулачке плетью – наотлет. Федор Брех, посмеиваясь, допытывался у десятника Луки: который из двух татаринов наш Аксай? Лука только головой крутил: и верно, не разберешь!
Но смех смехом, а остяки не давались в руки. К одному прибрежному селению подобрались всадники, к другому – пусто. Шорда соскакивал с коня, ползал на карачках по тропе, нюхал следы. Следов много, и свежими они были, но все от берега вели куда-то в глубину леса.
Поехали по следам.
Надсадно звенело комарье. Из оврагов тянуло тяжелым влажным духом. Птицы пересвистывались редко, лениво. Кони запаленно дышали, хотя ехали небыстро, от куста к кусту, с остановками – остерегались засады.
Потянуло свежим ветерком. Сосны начали разбегаться в стороны, а между ними, за луговиной, открылись вдруг стены остяцкого городка.
Городок как городок, похожий на вогульские крепостицы: невысокий вал, изгородь из неошкуренных бревен, поставленных стоймя, сторожевая башенка, ворота из неструганых сосновых плах. По другую сторону, конечно, еще ворота есть. Через них и сбегут остяки, если приступать к городку большой ратью.
Спешились за кустами. Федор Брех, Аксай и Шорда выползли к самой опушке.
До городка было перестрелов [71] пять, не больше, но все по ровному месту – не подберешься. На башенке караульщик, да и на стене воины есть: то здесь, то там головы мелькают, цветными платками обвязаны от комарья.
Федор Брех ткнул Аксая локтем:
– Что делать будем?
Аксай с Шордой о чем-то по-татарски между собой залопотали, на Федора поглядывали хитренько, как бы даже с сожалением. Что-то надумали, лукавцы!
– Ну, говорите, что ли! – не выдержал Федор. – Нечего зубы скалить!
– Зачем такой сердитый, воевода? – укорил Аксай. – Такой добрый воин, а сердитый. Голова у тебя большая, ума много. У Аксая голова маленькая-маленькая, но тоже думает. И у Шорды голова думает. Две головы думают, как не получиться хорошему делу!
Вытягивая узкую ладошку, Аксай показал Федору Бреху, где должны сидеть в засаде дети боярские, откуда выедет на поляну Шорда, как к нему из городка любопытные остяки побегут, как всадники их от городка отрежут и окружат. Пока подмога остякам приспеет, можно далеко уйти. Разве пешему догнать конного?
Федор Брех прикинул: вроде бы складно получается.
– С Богом!
Шорда стащил с головы колпак, круглую тюбетейку-аракчин смял и за пазуху сунул, размял в кулаке горсть красных ягод и провел ладонями по бритой голове, будто окровянился. Халат с правого плеча скинул, полы неровно обвисли. Закатил глаза, закачался в седле, будто обессилел совсем, и, сбивая рывками поводьев шаг коню, даже не выехал – выполз на поляну.
Остановилось шевеление на стене городка. Остяки всматривались из-под ладоней в непонятного всадника. А тот повалился с коня, прилег на траву неподвижно. Конь над ним стоит, голову опустил, а вокруг больше никого нет.
Спустя, малое время осторожно приоткрылись ворота. Безбородый урт в кольчуге, с длинным прямым мечом в руке, побежал через поляну. За ним – лучники, человек шесть. Остальные воины на стене остались, смотрят, кричат что-то.
Вот остяки уже совсем рядом.
Затрещали кусты, вынеслись на поляну всадники в остроконечных шлемах. И Шорда уже на ногах, аркан раскручивает. Метнулся урт назад, но петля аркана уже захлестнула его, опрокинула в траву. Шорда подбежал, уперся коленом в грудь, руки вяжет.