Екмычей жестом подозвал раба, громко сказал:
– Пусть приготовят богатырскую пищу!
Урты многозначительно переглянулись: свежую оленину обские люди ели только перед походом или большим советом, когда старейшины обсуждали дела многих юртов. Но никто из них не спросил князя, почему вместо обычной рыбной варки воины будут лакомиться богатырской пищей. Мужчине не подобает суетиться и любопытствовать.
Сидят воины у костра, смотрят на бесцветные язычки пламени, облизывавшие сосновые поленья, неторопливо обмениваются малозначительными новостями:
– Женщина в пауле у Соболиной речки поймала сетью большую щуку, а мужчины не было, ушел в лес. Протухла щука, а жалко – большой был зверь… [83]
– Ими-баба видела в лесу дедушку [84]. Испугалась ими-баба, прибежала в слезах, а я ей говорю: пусть ходит…
– Был большой ветер, и берестянку прибило к коряге, весь борт изорвался. Надо просить старого Вандыма, чтобы сшил новую берестянку…
Воины важно кивнули, одобряя разумные слова. Берестянки, сшитые старым Вандымом, славились прочностью и легким ходом.
Из маленького домика с оленьими рогами на коньке крыши – мань-кола [85] – выбежала женщина с берестяным ведерком в руке, зачерпнула воды в озере и поспешила обратно. Из приоткрытой на мгновение двери донеслись протяжные стоны, женский плач. Екмычей прислушался. Агар, вторая жена Игичея.
Жены сыновей прилежно рожали Екмычею внуков, новых воинов и охотников. Не оскудевает юрт Екмычея богатырями, и на этот раз, наверно, будет мальчик, все приметы на мальчике сходятся: и месяц плавает по Небесной реке рогами вперед, и медведя видели возле самого селения – лесной дедушка всегда приходит посмотреть на будущего охотника, боится за своих детей.
Воины тоже припомнили разные добрые приметы, говорили о них долго и подробно, как будто только это занимало сейчас их головы. На молодого Юзора, обмолвившегося было о городьбе больших соров для осенней ловли рыбы, урты посмотрели неодобрительно. Ведь известно, что к городьбе не приступали из-за русских лодок, которые приплыли на Обь-реку, и даже простое упоминание о сорах было равнозначно прямому вопросу: придут ли русские в юрт Екмычея и что собирается делать князь? А спрашивать князя считалось неприличным. Придет время, и он расскажет своим уртам обо всем, что посчитает нужным рассказать…
Юзор, почувствовав молчаливое неодобрение старших, смутился и отодвинулся от костра.
Тем временем рабы вывели из выли-хота [86] упирающегося, испуганно всхрапывающего оленя. Умерщвлять оленя для богатырского пиршества полагалось самому уважаемому воину, достигшему возраста мужской мудрости и отличившемуся на войне. Нельзя было проливать на землю кровь оленя – животное убивали одним ударом обуха топора по голове. Воины ревниво поглядывали друг на друга, ожидая, кого выберет князь.
– Покажи свою силу, Ешнек! – помедлив, произнес Екмычей.
Коренастый воин в распахнутом на груди халате проворно вскочил, вытащил из-за пояса топор на короткой рукоятке. Урты удовлетворенно склонили головы. Ешнек – славный воин, достойный этой чести. Он храбро сражался на войне, а в прошлом году один добыл зверя для медвежьего праздника – отправился в лес и убил копьем. В одиночку отваживались ходить на медведя только, самые большие богатыри…
Чуть раскачиваясь на кривоватых толстых ногах, Ешнек подкрадывался к оленю. Рабы расступились, удерживая оленя за ешь-юх [87] вытянутыми руками. Ешнек высоко подпрыгнул и обрушил топор на голову оленя. Обернувшись, показал обух топора князю: крови не было.
– Гей! Гей! Гей! – прокричали урты и разом поклонились на закат.
Обычай был соблюден. Урты снова погрузились в многозначительное созерцание игры огня, ожидая, пока рабы разделают тушу и принесут богатырскую пищу, от которой мышцы становятся сильнее, а сердце – мужественнее.
На запах свежей крови сбежались собаки, поползли на брюхе к оленьей туше. Рабы отгоняли их палками. Собаки отбегали, повизгивая от боли, и снова позли по песку к дымящемуся мясу – упрямо и бесстрашно.
Суматошные выкрики рабов, лай и рычание собак не раздражали Екмычея. Все было так, как должно быть. Собаки помогают людям добывать зверя и стерегут оленей от волков, они имеют право на свою долю. В юрте Екмычея собаки сильные и храбрые, они не боятся никого, кроме собственного хозяина. Но они, как и люди, должны быть терпеливыми. Нетерпеливые вместо пищи получают удары палкой…
83
[83] Щуку остяки почитали как божество, почтительно называли не рыбой, а зверем. По обычаю, щуку могли чистить только мужчины.
85
[85] Домик в отдалении от других строений, где жили женщины до и после родов. Мужчинам туда входить не разрешалось.