В пятницу накануне троицы возвращавшиеся в Вюрцбург делегаты увидели, что на западе весь небосклон окрашен заревом. Ротенбуржцы, отозванные вместе с Грегором, чтобы выступить на Кёнигсгофен, тоже обратили внимание на зловещее зарево. Тяжелое предчувствие овладело Большим Лингартом и Леонгардом Мецлером, скакавшими к югу, и, пришпорив коней, они понеслись во весь дух вниз по течению Таубера.
Глава седьмая
— Доктор Эбергард вернулся, — сказала Сабина фон Муслор. Стоя у окна, она видела, как фрау Маргарета фон Менцинген с Эльзой переходят через Дворянскую улицу.
— А мне-то что? Я давно это знаю, — не меняя позы, холодно отвечала Габриэла. Она лежала на софе, положив сплетенные руки под голову. Ее правая нога свисала до пола. В таком положении она пребывала уже добрый час.
— Помнится, ты не всегда была к нему так безразлична, как сейчас. Если бы ты после крещенского обеда не отказалась из упрямства, я помирила бы тебя с Максом. Ты проморгала свое счастье, а теперь оно достанется другой.
Ответом был резкий смех.
— Твой смех ужасен! — промолвила Сабина. — Так может смеяться только женщина без сердца.
Ответа не последовало, и Сабина со вздохом опустилась в кресло, на подушки, искусно вышитые ее рукой. Этот смех обдал ее таким холодом, что у нее не хватило духу продолжать.
С того дня, как они встретились во дворе замка с Флорианом Гейером, между подругами пробежала черная кошка. Сердце Сабины ожесточилось против подруги, но Габриэла ничего не замечала, как не замечала и поблекших роз на щеках Сабины. Она жила рядом с подругой и ее матерью, замкнувшись в себе, и то, что еще недавно живо интересовало и даже волновало ее, стало ей теперь безразлично. Не тронуло ее и возвращение Макса в Ротенбург.
Он вернулся после роспуска гейльбронского съезда, созванного для выработки новой конституции империи. По просьбе канцлера он забрал с собой связанные с этим съездом документы, которые впоследствии сдал в ротенбургский архив. Там, через несколько столетий, среди других бумаг, был обнаружен проект конституции Германской империи — светлый памятник Великой крестьянской революции, социально-политические идеи и чаяния которой оставили далеко позади идеалы той эпохи, — революции, против которой ее враги воздвигли целые монбланы грязной лжи и клеветы. Но правду нельзя утопить даже в море крови и грязи: настанет день, и она восторжествует.
Макс хранил этот драгоценный документ в своем скромном убежище на Вюрцбургской улице. Он был твердо уверен в том, что комиссия по составлению конституции скоро возобновит свою деятельность, и жил, впитывая полной грудью радость встреч с любимой. Фрейлейн фон Бадель по-прежнему покровительствовала молодым людям. Через нее Эльза получала письма от Макса из Гейльброна. К ней в дом и направлялись сейчас мать с дочерью, когда Сабина увидела их из окна. Эльза шла с радостным нетерпением, забыв о черных тучах, нависших над ее будущим; фрау Маргарета — в надежде отвести душу в приятной беседе. У ее мужа было серьезное столкновение с бургомистром. Вопреки запрету Берметера Стефан фон Менцинген впустил в город доктора Карлштадта. Тогда бургомистр категорически предписал главе комитета выборных в двухнедельный срок порвать всякие отношения с маркграфом Казимиром, как противоречащие законам города. Ответ маркграфа, тот самый, на который фон Менцинген ссылался в Швейнфурте, разговаривая с Флорианом Гейером, сослужил рыцарю Стефану плохую службу. Прискакавший с этим ответом гонец вынужден был показать его страже у городских ворот, чтобы получить доступ в город, а на письме, адресованном рыцарю фон Менцингену, значилось: «Нашему советнику и верному слуге».
— Не кручиньтесь, милая моя, — утешала фрейлейн фон Бадель свою гостью, сидя рядом с нею на каменной скамье в саду и поглядывая на влюбленных, прогуливавшихся под руку в отдаленье по аллее. — Правда, жизнь запутала судьбы человеческие, как нерадивая пряха — кудель, но наберитесь терпенья, и все опять войдет в колею. За будущее детей я спокойна. Ведь у молодежи сил — непочатый край, и смирить ее не так уж легко. Ваша Эльза, сдается мне, вся в отца, умная и настойчивая и когда два таких человека столкнутся, мужчина, как существо более грубое, всегда окажется в дураках. Ваш супруг теперь с бургомистром на ножах из-за этого бедняги, — она показала взглядом на прилегающий к городской стене флигель ее дома, где приютила Карлштадта, — дни и ночи он корпит над своим фолиантом, чтобы сразить им, как пушечным ядром, своих противников. Но вы ведь знаете притчу: «Из ядущего вышло ядомое, и из сильного — сладкое»?[128] Господа из магистрата, правда, рычат по-львиному, но они отнюдь не львы. И меньше всего Берметер. Ударил их лис по лапам, они и спрятали когти. Ну пойдемте, дорогая моя.
128
«Из идущею вышло ядомое, и из сильного — сладкое» — загадка, которую предложил разгадать филистимлянам древнееврейский мифический герой Самсон, нашедший мед в трупе убитого им льва (Книга судей, 14, 14).