Неожиданно взрыв смеха сменился возгласами ужаса: «Смотрите, смотрите на церковь!» Каспар показал Гейеру на деревню. Расстреляв все заряды, Симон Нейфер и его молодцы продолжали яростно сопротивляться. Они сбрасывали с крыши церкви и с колокольни черепицу и камни на головы атакующих и многих уложили на месте. Но вдруг церковь запылала, и колокольня, как гигантский факел, взвилась к небесам, уготовив Симону и его храбрецам пылающую могилу.
Осада крепости
С гравюры XVI в.
Засевшие в замке в глубоком молчании смотрели на бушующее пламя. Флориан Гейер обнажил голову, другие последовали его примеру.
— Они пали смертью героев, — сказал он, — так последуем же их примеру, дорогие братья, если так суждено. Победа или смерть! Иного выхода у нас нет!
— Победа или смерть! — громко подхватили все его возглас.
— А теперь, друзья, — продолжал Гейер, — передохните и соберитесь с силами. Они не заставят нас долго ждать.
Каждый устроился как придется, кто стоя, кто лежа. Большинство застыло в немом напряженном ожидании, но были такие, что смеялись и перебрасывались шутками. Большой Лингарт и Каспар, сидя рядом на каменной глыбе, с глубокой печалью глядели на объятую пламенем церковь, то ярко вспыхивающую, то окутанную клубами дыма. Великан положил свою ручищу Каспару на плечо. Он, видно, хотел что-то сказать, но не мог. Его лицо хищной птицы как-то странно подергивалось. Каспар взглянул на него и, хитро улыбнувшись, проговорил:
— Да, я знаю, что ты хочешь сказать.
Глубокий вздох вырвался у бывшего ландскнехта:
— Черт меня совсем побери, если Симон не был храбрейшим из храбрых!
Его совиные глаза замигали, и на ус скатилась слеза. Каспар сидел, молча понурив голову. К ним подошел Флориан Гейер и сказал, обращаясь к Лингарту:
— Дай руку, старый товарищ. Кто знает, может, потом нам уже будет не до этого. Прими мою благодарность. Ты был верен нашему делу до конца.
— Эх, капитан, — отозвался Лингарт, отвечая на его пожатие, — если свободе пришел конец, то пусть идет к чертям вся эта кутерьма. Что толку цепляться за жизнь? А вот его, Эчлиха, мне от души жаль. У него дома есть зазнобушка.
Каспар покраснел до ушей. Флориан Гейер, протягивая ему руку, с улыбкой сказал:
— Ну что же… передай от меня привет твоей зазнобе, если выберешься отсюда. А ты должен выбраться. Мне кажется, ты и смерти нос утрешь.
— Опять началось! — крикнул, вскочив с места, Большой Лингарт и тихо прибавил: — Ах, если бы не эта проклятая жажда!
Наступающим теперь уже нечего было бояться выстрелов Черной рати, и их канониры выкатили орудия вперед и поставили их на самом краю рва. Возобновив с такой близкой дистанции канонаду, они скоро не только значительно расширили брешь в наружной стене, но и снесли верхнюю половину внутренней стены. Благородные господа не повторяли штурма в ожидании Трухзеса. После неудачного второго штурма он поскакал в деревню Ингольштадт, чтобы привести оттуда отборный отряд ландскнехтов, который уже закончил там свое кровавое дело. И когда эти наемники подошли ко рву, знатные господа погнали их на крестьян, как гончих на зверя. «За дело! За дело!» — не переставая кричали господа.
Атакующие карабкались на стену по грудам трупов. Вот уже один из них очутился наверху и водрузил желто-черное знамя. Тут Каспар, появившийся на стене, внезапным ударом сбросил вниз знаменосца, сорвал вражеское знамя и вместе с ним спрыгнул со стены. Но вслед за знаменщиком на стену в разных местах карабкались все новые и новые ландскнехты, с диким воем бросаясь на крестьян, которые стойко держались, не отступая ни на пядь. Завязался горячий бой врукопашную. Бились древками копий, прикладами аркебузов, колотили по головам камнями, душили голыми руками, и все это в яростном молчании; слышался лишь лязг оружия, хруст костей, стоны раненых, хрипы умирающих, глухие вопли растоптанных тяжелыми сапогами.