Он присел на край кровати и в раздумье не заметил, как Тес, опустившись на колени, ловко натянул ему туфли на босые ноги.
— Конечно, он будет молчать, — пробормотал он, — но если его схватят… и если… будут пытать? — Глаза его расширились и впились в лицо наперсника. — Тес, ведь пытки — дело нешуточное, а?
— Да, они хоть кому развяжут язык, — тихо согласился тот.
— А каким ужасным пыткам перед казнью они подвергли Томаса Мюнцера! — сдавленным голосом произнес юнкер фон Грумбах и вытер со лба холодный нот. — Многие на пытке сознаются в преступлениях, которые им и во сне не снились. Это ужасно!
Он встал и заходил, шаркая комнатными туфлями, из угла в угол.
— Только мертвые умеют молчать, — пробормотал он через некоторое время и, подойдя к окну, посмотрел на небо, озаренное бледным сияньем луны. — Ты что-то сказал, Тес? — спросил он, не оборачиваясь.
Тес стоял у стола перед горящей свечой, не разжимая рта.
— Я ничего не говорил. Но вы правильно изволили сказать: только мертвые умеют молчать.
Вильгельм фон Грумбах отошел от окна, заметался по комнате и, подойдя вплотную к Тесу, густо покраснел и продолжал:
— Он очень скоро попадет в руки врагов. Их шпионы рыщут повсюду. Только подумать, если он умрет как преступник, каким позором это падет не только на его жену и ребенка, но и на нас, его родственников, на весь род Грумбахов! Клянусь адом! Нет, Тес, этому не бывать!
— Так-то оно так, — тихо отозвался тот, растягивая слова, — только кто же этому может помешать?
— Ты получишь вольную, Тес, — зашептал фон Грумбах почти у самого его уха, — моя честь в том порукой, я наделю тебя землей.
Они буравили друг друга глазами. Потом Тес Ланг проговорил:
— Верьте моему слову, ваша милость, мое единственное желание — услужить своему господину.
— Флориан — мое проклятие! — воскликнул юнкер, тяжело переводя дыхание и, опустившись в кресло у стола, указал на другое кресло, стоявшее напротив. — Помнишь, как он впервые приехал к нам в Римпар несколько лет тому назад? Как он втемяшивал нам с Гансом в головы, что дворяне должны обнажить меч за Франца фон Зиккингена, если не хотят остаться навеки рабами попов и князей? Не будь он, в жизни меня никто не втравил бы в такую историю! Но давай подумаем, как помочь делу.
— Дума думой, а дело делом! — отвечал Ланг, ухмыльнувшись во весь свой широкий рот. И они совещались, пока в окне не забрезжил рассвет.
В саду проснулись птицы и своим пеньем разбудили Флориана Гейера. Но он поднялся не сразу. Ночью он видел прекрасный сон. Крестьяне снова восстали по всей немецкой земле. Но теперь уже они боролись не только за свою деревню, за свой край, а как дети одной матери, как граждане одной страны. Своим единством они создали несокрушимую силу. И он, Флориан Гейер, ведет их от победы к победе над угнетателями народа. Вот вспыхнул последний страшный бой — и мощь врага сломлена навсегда. Неистовые клики войны сменились радостными песнями мира, и они, взявшись за руки, шагают с женой через цветущие поля. Исчезли замки на холмах, сгинули монастыри в долинах, города сбросили свои стены. Повсюду процветает радостный труд. Нет больше ни господ, ни рабов, есть лишь свободные люди.
Не будучи суеверен, он все же подумал, что этот сон к добру. И решил, что, по всей видимости, вюрцбуржцы держатся молодцами. Лишь бы они продержались, пока не подоспеет помощь еще уцелевших отрядов. А это могло случиться с минуты на минуту. Позавтракав вместе с женой, он тотчас в радужном расположении духа отправился поднимать крестьян в лесных деревушках к северу от Верна. Повсюду люди были полны решимости бороться до конца. Фрау Барбара с ребенком на руках вышла на балкон и долго смотрела вслед мужу, пока он не исчез в лесу, За деревьями, кудрявые вершины которых, позлащенные солнцем, колыхались над безбрежным морем зеленой листвы. Необычайное оживление Флориана подействовало на нее и рассеяло тяжелый осадок от сна, от которого он пробудил ее своим поцелуем. Ей снилось, будто она, муж и их дитя окружены врагами, и спастись невозможно. И вот он, ее Флориан, обнажает меч, чтобы убить сначала ее, потом — ребенка и, наконец, самого себя. Блеснул обнаженный меч, направленный острием в ее грудь, и тут она проснулась от его поцелуя. Но она не рассказала ему о своем сне.
Час спустя к ней в комнату пришел брат и спросил о Флориане. Узнав, что тот отправился в Грамшацкий лес, он промычал:
— Гм… Напрасно пошел. Да еще один.
— Но почему? — изумленно спросила она.
— Да мне передавали, что со вчерашнего дня в наших краях появился подозрительный сброд. И даже у нас в деревне. Впрочем, твой муж всегда хорошо вооружен.