— Сто чертей! — рявкнул фон Розенберг и ударил снизу по бубну, так что медяки разлетелись во все стороны. Он схватил девушку за талию, и не успела она пикнуть, как он зажал ей рот своими рыжими усищами. Шут подпрыгнул на месте и завопил:
— Чудеса в решете! Благородные юнкеры превратились в сеятелей. Но что они сеют? Деньги!
Раздался смех, который сразу стих, когда Бютнер зычным голосом крикнул:
— Чужие деньги! И сеем мы, а они расточают то, что добыто нашим тяжким трудом!
— А крепостных своих морят голодом! — загудел Большой Лингарт.
Канатный плясун вне себя завопил:
— Это мои деньги! Пусть юнкер заплатит!
— Да, да, пусть заплатит! — поддержали все хором.
Бешеный Цейзольф захохотал. Многие бросились поднимать разлетевшиеся монеты и, ползая по земле, вырывали их друг у друга. Розенберг все еще не выпускал цыганку, которая и не думала сопротивляться, а только смеялась.
— Постойте, я что-то придумал! — вдруг заорал юнкер фон Финстерлор. Его желтые, как солома, волосы выбились из-под заломленного на затылок берета и свисали на багровое от вина лицо.
— Постойте, постойте, сам Финстерлор что-то придумал! — потешались над ним молодые бездельники, а он так хохотал, заранее наслаждаясь своей выдумкой, что его изрядное не по летам брюшко тряслось от смеха.
— Дурак получит свои деньги, если сейчас же, при нас, подберет их языком, на четвереньках, как собака. Ведь он и есть собачье отродье!
Приятели юнкера, да и кое-кто из зрителей загоготали. Но в толпе послышался ропот возмущения, который еще усилился, когда фон Финстерлор продолжал:
— Пропустите-ка собаку! Эй, ты, вперед, да пошевеливайся, не то я тебя подгоню!
Выхватив кинжал, он замахнулся на шута, который побледнел как полотно и беспомощно озирался по сторонам.
— Это недостойная шутка! Стыдитесь, юнкер! — загремел Мецлер.
Кое-кто из молодых аристократов отошел в сторону, но фон Финстерлор, размахивая кинжалом, продолжал вопить:
— На четвереньки, собачье отродье!
— Берегись, Филипп, воробьи всполошились! — насмешливо крикнул Бешеный Цейзольф.
В мгновенье ока Ганс Лаутнер, вырвавшись из рук Кэте, которая пыталась его удержать, бросился на юнкера и клинком своей шпаги выбил у него из рук кинжал.
У зрителей вырвался ликующий крик. Шут перекувырнулся и исчез в толпе. В тот же миг рядом с Гансом выросла фигура Большого Лингарта. Фон Финстерлор, разинув рот, уставился на великана, но его друг рассвирепел.
— Проклятье! — зарычал Розенберг. — Бей вшивый сброд! Коли их! — Он отшвырнул цыганку, но, стиснутый со всех сторон, не мог нанести удара. Тем временем его друг, тоже разъяренный, напал на Большого Лингарта, который отмахивался от него своим огромным мечом, как от назойливой осы. Но тут уже и Розенберг развернулся и со страшной силой замахнулся кинжалом на бывшего ландскнехта. Но его клинок лишь скользнул по длинной шпаге Лаутнера, который с неистовым ожесточением набросился на Бешеного Цейзольфа.
— Бей дворянских сынков! — раздался громкий крик, и толпа хлынула неудержимым потоком вперед. Разносчики и бродячие комедианты бросились врассыпную; торговцы кинулись запирать свои лавки, женщины и дети завопили. Каспар силком вытащил из свалки свою двоюродную сестру.
— Смерть им, смерть! — вопила толпа. Клинки и ножи заблестели в воздухе и зазвенели, сталкиваясь. Юнкерам и дворянам пришлось отступить, их было явное меньшинство. Они яростно отбивались от наседавшей толпы и нанесли немало ран, но их песенка была бы спета, не подоспей к ним на помощь из караульной при ратуше отряд городской стражи, который длинными алебардами рознял сражавшихся. Толпу оттеснили в узкий проход между ратушей и Дворянской питейной, и, воспользовавшись тем, что стражники, напрягая все силы, удерживали натиск крестьян и горожан, дворянские молодчики за спинами стражников проскользнули в собор. Впереди возбужденной толпы Ганс с Лингартом тщетно пытались прорвать цепь стражников. Вдруг кто-то крикнул: