— Вот теперь у тебя совсем другой вид. Остался бы здесь на недельку, так вовсе бы поправился.
Юноша отвечал, что об этом нечего и думать. В понедельник утром он должен быть в мастерской. Работы у него по горло. Она скорчила недовольную мину:
— Непременно?
Он отвечал утвердительно, и она, подавив вздох, сказала:
— Понятно, твой хозяин не может без тебя обойтись. Каспар говорил мне, что ты большой мастер своего дела и недавно смастерил золотой девичий венец необыкновенной красоты, какого он в жизни не видывал. Для кого это?
Улыбка, с которой он выслушивал похвалу, исчезла с его лица.
— Для кого? Для дочери Нейрейтера, — произнес он с притворно равнодушным видом.
— А! — невольно вырвалось у Кэте, и она покраснела. — Он пойдет к ее черным волосам, — прибавила она.
— Еще бы! — подхватил он с таким жаром, что Кэте только раскрыла глаза.
— А разве ты его видел на ней?
Чтоб удовлетворить ее любопытство, Ганс не без внутренней борьбы принялся рассказывать.
— Видишь ли, в награду за такой венец мастер позволил мне самому отнести его к бургомистру на дом. Когда я пришел, в горнице были фрау фон Муслор с дочерью, Нейрейтерша и еще несколько молодых девиц.
— И она говорила с тобой? — взволнованно перебила его Кэте.
— Ни слова не вымолвила! — ответил, покачав головой, Ганс. — Она надела венец, стала вертеться перед зеркалом и так и эдак, и все закричали хором, что она прелесть как хороша. И то была святая истина. Но она скорчила гримасу и сказала: «Эх, была бы то княжеская корона!»
— Вот спесивая! — вспыхнула Кэте.
— Ну и что ж! Ведь она живет в другом мире, не нашему чета, — попытался оправдать ее молодой подмастерье.
— Низко же ты себя ставишь! — укоризненно заметила она. — Эх, да будь я на твоем месте, я бы не ударила лицом в грязь. Смелость города берет.
Он добродушно усмехнулся.
— Ты думаешь, раз цех золотых дел[52] — самый благородный из цехов, так стоит мне только сделаться мастером, и можно смело явиться пред ее светлые очи? — И уже серьезно продолжал: — Я бы рад изготовить свой мейстерштюк[53] и стать мастером, да только не примут меня в мастера ни здесь, ни в другом месте. Вот если б я был сыном мастера, тогда иное дело. Для них двери открыты. А другим они ходу не дают, и как бы ты ни проявил себя, тебе не найдется местечка среди мастеров. Наша доля — быть «вечными подмастерьями», а если бедняга впадет в отчаянье, что ж, кабак да большая дорога для всех открыты! Немало искусных подмастерьев скитаются бесприютными бродягами. Скоморох, что был с канатным плясуном в Ротенбурге, тоже из нашей братии: бывший подмастерье сапожного цеха. Каспар разговорился с ним… Так о чем это я? Да, что я низко себя ставлю. Вот уж нет. Чего ради? Ты думаешь, одних знатных господ бог создал по образу и подобию своему? А на таких, как мы с тобой, только материал испортил? Как какой-нибудь косорукий мастеровой? Нет, нет, с теми людьми у меня нет и не может быть ничего общего! Никогда!
— А все-таки… — начала было Кэте и замялась, покраснев до корней волос, но, пересилив себя, продолжала: — А все-таки не на шутку влюбился в нее?
— Нет, не бывать этому никогда! — с жаром воскликнул он и, вскочив на ноги, заметался по комнате. — Ты ведь знаешь, какое зло они мне причинили! Но если б ты знала все! Нет, этому никогда не бывать!
— Я все знаю, — тихо сказала она и с умоляющим взором протянула ему руку.
Он отбросил непокорную прядь со лба, посмотрел на Кэте долгим взглядом и, присев рядом с ней на скамью, уже сдержанней продолжал:
— Если б ты знала, какое детство выпало мне на долю!
И он начал рассказывать о той мрачной, унылой поре, когда он рос без отца и без матери, а Кэте с глубоким сочувствием ловила каждое его слово.
— Да и как могло быть иначе? — продолжал он свою печальную повесть, — ведь бабка только и жила надеждой, что карающий меч господний поразит виновных, и когда говорила об этом, мне мерещилось кровавое зарево, полыхавшее в ночном небе. Только когда меня отдали в ученье в Гейльброн, я впервые почувствовал, каким беспросветным мраком была окутана до тех пор моя жизнь. И жить-то по-настоящему я стал только в годы странствий и ученичества. Я увидел, как прекрасен мир, я ощутил тепло солнца, я полюбил свое искусство и возмечтал стать таким же мастером, как итальянские ювелиры, а ведь там есть замечательные мастера!
Он замолчал. Его синие глаза блестели, но в них светилась грусть.
52
Цех золотых дел — самый благородный из цехов — считался в своем роде аристократическим. Доступ в него был закрыт не только для незаконнорожденных, как в другие цехи, но и для сыновей ткачей, цирюльников и музыкантов.
53
Мейстерштюк — образцовая работа, которую должен был изготовить подмастерье для получения звания мастера.