Одержав победу ты, станешь богачом,
В нищете окажется - кто пожар раздул!
Магда пела и стреляла, капельки пота капали на расклеенное железо пулемета, похоже девушки уже истребили не одну тысячу. Организованным сопротивлением никогда и не пахло, а вот теперь началось либо бегство или буханье на колени с выбрасывание белого флага. Вот уже с боков появились отряды десантников с повязками со свастикой. Кристина с иступленной радостью воскликнула:
- Наши войска в городе! Порт-Саид теперь мой!
. ГЛАВА ? 3.
Олег Рыбаченко проснулся и, подтянувшись, произнес:
- Интересный мне сон снился... Такие девушки красивые!
Маргарита с досадой произнесла:
- И на самом интересном месте прервалось! Как жаль!
Мальчишка уверенно заявил:
- Еще увидим продолжение сна!
И вскочил, прошелся на руках. И все это выглядело очень даже здорово. Хотя положению заблудившихся в лесу детей и не позавидуешь. Но бывает еще и хуже. Вот, например, в пленного партизана двенадцатилетнего измученного пытками и допросами Андрейку доставили в Бобруйск.
Там его бросили в камеру, где находилось несколько пленных мальчиков. Подростков, каждый день водили на допросы и там зверски избивали.
Андрейку хлестали по спине проволокой, а затем прижигали босые пятки зажигалкой. Мальчишка обессилел после пытки и лежал на животе. Деревянные нары очень уж жесткие.
Петю тоже пытали, кололи иглами в нервные окончания. Бледный, бритый наголо мальчишка сидел, упустив исхудавшее лицо себе на руки. Более бодрым выглядит Коля, хотя у этого мальчика тоже исполосована спина. Пацан произносит:
- Держитесь! Рано или поздно им надоест и это кончится.
Петя тяжело вздыхает и произносит:
- Расстрелом!
Андрейка бормочет, сквозь слезы:
- Я им ничего не скажу.
Тем не менее двери камеры открываются вламываются полицаю. Швыряют истерзанного Вовку, пацана высекли колючей проволокой, затем гасили сигареты о грудь и хватают Андрейку под мышки.
Мальчишку старается сам вступить, хотя босые подошвы и обожжены. У немцев против него ничего нет, кроме показаний полицая Романа, который и сам ничего толком не знает. Но у гитлеровцев тактика - если не хватает информации просто истязать.
А если даже и ошибка, то, что за беда? Одним недочеловеком меньше. Кроме того фон Краузе чувствует светловолосый мальчишка с голубыми глазами что-то не договаривает. А значит нужно усилить пытку.
Кабинет для допросов у гитлеровцев оборудован, словно камера у инквизиторов. Одно из древних приспособлений дыба.
Андрейке связывают сзади руки и вздергивают. Мальчик скрипит зубами и нагибается. Опытный палач дергает Андрейку, и в плечах прокручивается, хрустят кости. Мальчик охает.
Фон Краузе шипит:
- Говори, каких ты знаешь партизан!
Андрейка шепчет, слова с трудом срываются с побледневших губ:
- Я никаких не знаю...
Краузе задумывается. Проволокой мальчишку секли не раз. Вот как спина и бока исполосованы. Огнем пяточки тоже жарили. Не помогло. А сигареты о грудь он уже тушил другому мальчику Владимир Вольфовичу. Нет определенно, эти русские пионеры очень упрямы. Они терпят любые пытки, и не говорят.
Фрау Кидман, женщина-палач, видя затруднение Краузе, предложила:
- Может быть, попробовать ток?
Штунбанфюрер СС согласно кивнул:
- Ток мы с этим сорванцом не пробовали!
Андрейка вспомнил, как его как-то ударило разрядом и, затрясся.
Весьма неприятное воспоминание. Кидман жадно смотрела на избитого мальчика. Хорошо его отделали. На личике синяки, а босые подошвы покрыты волдырями. Вот сейчас она закрепляет датчики с проводами на самых чувствительных местах.
Андрейке придется напрячь все свое мужество, чтобы не выдать. Фон Краузе смотрит взглядом плотоядной пираньи, ему доставляет удовольствие пытать мальчишек. Правда русские какие-то слишком уж упрямые, и ломаются редко. Причем, дети часто более стойкие, чем взрослые.
Фрау Кидман кончила закреплять и пробурчала:
- Говори паршивец, каких ты знаешь партизан?
Андрейка, испытывая неподдельный страх, проскули:
- Я никого не знаю, пощадите!
Кидман неторопливо подошла к переключателю и повернула на пару делений. Электрические разряды пробежались по теле мальчишки. Андрейка вскрикнул.
Фон Краузе проревел:
- Говори паршивец, а то хуже будет!