Андрейка простонал:
- Я никого не знаю...
Кидман повернула ток еще на пару делений. Мальчишка заорал и забился в судорогах. Женщина-палач довольно усмехнулась. Как это приятно приносить чужому человеку боль. Вот сейчас этот мальчик все им расскажет или будет, истязаем, до полусмерти. Тут главное не перестараться, чтобы электрический разряд не парализовал сердце.
Андрейка тяжело дышал и трясся. Ему очень хотелось, чтобы боль ушла и прекратилась, чтобы не мчались по жилам галопом электрические заряды. И кончилась эта адская геенна. Но признаться, мальчишка просто не мог.
Да он служил связным у партизан, и действительно у него есть пара подстреленных немцев. Только фрицам лучше этого не знать. Как больно когда по тебе проходят разряды.
Андрейка представил себе баню, и будто его бьют там веником. Стало чуть-чуть полегче...
Кидман повернула еще на одно деление и остановилась. Беспомощный, нагой мальчишка с перекошенным лицом, дергался, его ноги зажаты в специальную колодку. Женщина-палач подскочила к камину и достала оттуда раскаленную кочергу. Подошла к дыбе, и сунула раскаленное железо к босой и так обожженной пятке мальчишки. Андрейка дернулся, но на фоне электричества раскаленный металл уже не так страшен. Хотя волдыри на волдыри это и очень больно.
Мальчишка стонал и кричал, но ничего не говорил. Фрау Кидман орала на него и хлестнула плетью. Потом приложила кочергу и к груди.
Пионер мужественно пропел:
Душу сердце, отдадим,
Мы своей святой Отчизне...
Выстоим и победим,
И не пожалеем жизни!
После чего мальчишка потерял сознание, погрузившись в спасительный мрак.
Фрау Кидман спросила у фон Краузе:
- А ты думаешь, мальчишка виновен?
Немец, майор СС уверенно ответил:
- Да! И он выдал себя, прочитав большевистские стихи! Теперь я точно знаю что он партизан!
Фрау Кидман тяжело вздохнула:
- Трудно будет его расколоть. Это твердый орешек.
Фон Краузе прорычал:
- На каждый твердый орешек найдется свой молот! А мы еще попробуем, на нем...
Женщина-палач покачала головой и заметила:
- Надо дать ему отдохнуть... Иначе убьешь мальчика пытками!
Фон Краузе прошипел, словно спущенная шина:
- Тогда допросим другого!
Андрейку сняли с дыбы и отправили снова в камеру. Полицаи вынесли измученного ребенка.
А перед Краузе предстал Мишка. Мальчик был арестован недавно и еще довольно свеж. Свирепый майор СС просипел:
- Если ты все расскажешь, мы тебе дадим шоколадных конфет и отпустим домой. А если нет, то посмотри на стену, эти орудия пыток пройдутся по коже.
Мишка обычный мальчишка еще пионер, опустил глаза. Его страшили пытки, но не было желания стать предателем.
Фрау Кидман с улыбкой произнесла:
-Вы русские проигрываете войну. Так что твое будущее в любом случае будет только под нашим правлением. Мы отправим тебя в хорошую школу и станешь служить хозяевам!
Мишка побледнел, но все-таки пробурчал:
- Нет!
Кидман оскалилась словно пантера:
- Что нет?
Мальчик отважно ответил:
- Я вам ничего не скажу!
Женщина-палач приказала:
- На дыбу его! И подвесить к ногам груз.
Когда мальчика вздернули, он застонал. Босые ноги зажали в колодки и подвесили гири. Проклятые гитлеровцы ни с чем ни считались, чтобы добыть информацию. Вес увеличивался, и руки вырывались из плече. По голому, загорелому телу пионера тек пот, пацан стонал и охал. Кидман пожирала мальчишку взглядом. Ей он казался таким беспомощным и мучимым. Но Михаил не говорил, а только издавал жалобные, стонущие звуки.
Кидман осторожно смазала мальчику пятки маслом и приказала:
- Жаровню!
Когда огнь заполыхал и лизнул пионеру подошву, Мишка не выдержал и проскулил:
- Не надо, все скажу!
Фон Краузе приказал машинистке:
- Записывай, и не пропускай ни слова!
Мишка с мукой в голосе понес какие-то небылицы, называя фамилии, кого попало. Он не хотел быть предателем, а просто желал избавиться от мук.
А фашисты все это записывали, и многих невинных людей похватают.
Да на фоне советских пионеров, просто заблудиться в лесу, это еще не та пытка.
Но морально Олег Рыбаченко очень страдал: