Ветры не всегда дуют в одном направлении, и ветер противоположного направления не только останавливает передвижение бархана, но и изменяет его форму. Рога у него сокращаются; ветер уносит их рыхлый песок; крутой подветренный склон, сделавшийся наветренным, сглаживается, становится более пологим; гребень передвигается по плоской вершине в обратную сторону, и если противоположный ветер дует достаточно долго, бархан, так сказать, переворачивается; на месте крутого склона образуется пологий, а крутой и рога появляются на месте пологого. Поэтому по форме бархана всегда можно определить, с какой стороны дули в последнее время ветры и какой они были силы или продолжительности.
На наветренных склонах барханов часто можно видеть мелкую рябь, представляющую многочисленные маленькие гребешки в 1–3 сантиметра высоты, разделенные плоскими ложбинками. Эти гребешки располагаются поперек направления ветра и представляют в миниатюре несколько извилистые барханные гряды с более пологим наветренным и более крутым подветренным склонами (…). Эту рябь на барханах создают ветры небольшой силы (…).
Теперь нужно познакомить читателя со степью, которая занимает более или менее широкую полосу между первой цепью гор Копет-дага и окраиной песков.
Эта степь имеет слабый, но достаточно заметный уклон на север, от гор к пескам, так как создана из рыхлого материала — валунов, гальки, гравия, песка и ила. Постоянные водные потоки в виде речек и ручьев и временные, образующиеся при таянии снегов на горах и при сильных дождях, выносят этот материал из гор и постепенно отлагают его у их подножия. Геологи называют такие отложения «пролювием».
Растительность степи не везде одинакова. Вблизи подножия гор, где дожди выпадают чаще, степь покрыта травой, среди которой теряются кустики полыни и других кустарных растений. С удалением от гор трава все больше редеет, кустарные растения появляются в большем количестве, но все чаще проглядывают голые площадки пролювия, покрытые белыми выцветами солей (…).
У самой окраины песков часто исчезает скудная растительность степи, и огромные площади представляют «такыры». Этим тюркским термином обозначают совершенно ровные площади с голой почвой светло-серого или розовато-серого цвета, гладкой, как паркет, и настолько твердой, что подковы лошадей почти не оставляют на ней следа. Тонкие трещины разбивают этот «паркет» на неправильные многоугольники (…).
Такыры представляют сухое дно временных озер. Весной, при быстром таянии снегов или после проливного дождя, выпавшего в какой-либо части Копет-дага, временные потоки, вытекающие из горы, доносят воду до окраины песков. Последние сразу останавливают их движение; потоки разливаются и образуют озера, которые существуют несколько дней, редко 2–3 недели, и высыхают. Вода этих озер очень мутная; потоки (…) приносят в озера много самого мелкого ила, который и оседает на дно тонкими слоями. Так, в течение многих тысячелетий образовались эти такыры, почва которых состоит из тонких слоев светло-серого или розовато-серого песчано-глинистого ила. Растительность на такырах не может развиваться потому, что семена растений, приносимые ветром, не могут удержаться на гладкой поверхности, укрепиться и прорасти; ветер уносит их дальше: или на пески, или на степь за границами такыра. Только в виде исключения на такыре можно увидеть маленький кустик или пучок травки, семена которых случайно застряли в тонкой трещине и проросли, а растение ведет отчаянную борьбу за свое существование, так как плотная почва такыра водонепроницаема, и слабым корешкам трудно пробиться через нее до более глубоких горизонтов, содержащих влагу.
Такыры тянутся вдоль окраины песков прерывистой цепью, достигая 500 — 1000 метров в ширину и иногда нескольких километров в длину (…).
Мое путешествие вдоль окраины песков Кара-кум продолжалось десять дней. Мы через день отходили от этой окраины и шли по степи к ближайшей станции железной дороги, чтобы запастись хлебом и мясом для себя и подкормить лошадей (…).
Вечером мы добрались до Пендинского оазиса, занимающего треугольник между Кушкой и Мургабом, выше устья первой. Здесь находился русский пограничный пост из полусотни казаков и роты стрелков — Тахта-базар, где мы провели два дня.
Этот пост еще не успел обстроиться, солдаты и офицеры жили в палатках. Я познакомился с офицерами; их было двое: подполковник и хорунжий. Вечером за ужином мы разговорились. Подполковник, уже пожилой человек, вспоминал свою молодость, шестидесятые годы, Писарева и Чернышевского, их идеи и влияние на русскую молодежь, оживление после Севастопольской кампании, отмену крепостного права и надежды на крупные реформы, постепенно поблекшие в конце царствования Александра II. Он сопоставлял его интересное время с современным режимом под тяжелой рукой Александра III.