- Какой голограммы? – девчонка снова напряглась.
- Которая голая делала эту проклятую гимнастику на летящем по городу космическом катере!!!
- Ой! – рот зажала напугано ладонями.
Хотя смысл какой? Всё равно уже проговорилась!
«Что за логика странная у этой девчонки?!»
- Что ты вообще делала? – сжал её плечи, чтоб вскрикнула, громко вскрикнула: чтобы запомнила его опасным в гневе, - Зачем заставила голограмму танцевать на космическом катере… - шумно выдохнул, вспомнив, - На МОЁМ катере!!! Космическом! По городу, на виду у всех! Почему заставила её делать эту… эту проклятую гимнастику Иных, разрази её серьил?!
- Я… я не заставляла её! – возмущённо взгляд подняла.
Но под мрачным взглядом его смутилась, сделала обратный ход, хотя всё равно как будто верила ещё, что сумеет оправдаться от своего дикого поведения:
- Я хотела порепетировать с ней те движения… Из пособия по обороне. Без рук.
- Обороне? – брови скептически поднял, - К чему надо так медленно маячить перед глазами противника? Совсем мозгов нет?!
И запоздало задумался, что, может, и правда у тридцать шестой сестры задержка в развитии мозга? Или сбой какой-то?.. Надо будет её учёным показать. И роботам, и людям.
- Это… это для… - малявка торопливо перебирала в голове варианты, потом глаза её зажглись радостно, она их распахнула, уставилась на него так восторженно, что невольно от неё отпрянул, - Это для отвлечения внимания противника! Пусть думает, что я спятила от волнения! И я вот так медленно-медленно, рядом с ним…
Цапнул за ухо, пребольно так.
- Он засмотрится… ну, задумается, чего это я?.. А я вдруг неожиданно возьму – и ударю! – пальцы уткнулись в шею вдруг, отчего у него резко перехватило дыхание, - Прямо в горло! Или… ну… какой там у них самый важный орган?..
Выпустил её, откашлялся.
«Серьил разжиревший, могла и убить таким резким ударом!»
Резко встал, навис над нею. Хотя сжавшаяся девочка смотрела упрямо. Будто сказал только что, что всю жизнь ей запрещено теперь есть аранийские финики.
- Ещё раз увижу у тебя вне уроков что-то из обычаев Иных – выкину за окно.
- Я разобьюсь! – возмутилась Паринь, вскакивая.
- Ничего, соберём.
- Я… я папе расскажу, что ты пытался меня убить!
- И папа тебя прибьёт, - криво усмехнулся, заставляя отступить от него.
Ступил к сестре, напрягшейся.
- Чтобы никаких больше гимнастик от Иных я в моём доме не видел!!! И вообще чтоб ни единого упоминания об их быте и обычаях вне уроков я не слышал!
- И даже на тестах нельзя про них говорить? – растерянный взгляд.
- На тестах мо… - заметил какой-то странный блеск в её тёмных глаз, запнулся, - Можно. Но только там. Только ради учебного процесса.
- И даже если я случайно повстречаю Иных, мне нельзя…
- Серьил тебя задери! – рявкнул он, опять нависая над ней, - Да в своём дерьме обжарь!
- Э… а вроде с Иными нужно было делать что-то не то?.. – моргнуло недоумённо дитя.
Но этот странный блеск тёмно-коричневых глаз странной непривычной формы…
- Да ты смеёшься надо мною, что ли? – взревел молодой мужчина, сжимая кулаки.
Запасы хинастроев вконец закончились. А эта мелкая недозрелая женщина продолжала так же его раздражать, как и запах мараньяна.
- Никак нет! – торопливо возразила Паринь.
Но странный блеск в её глазах наконец-то угас. Она опять сжалась. Смотрела на него напугано. И не было уже ничего в ней от того неведомого, удивительно красивого существа, которое…
- Никаких обычаев Иных в нашем доме не будет! – проорал он, заставляя её дёрнуться, - Никогда!
И вышел, выяснять, сколько человек уже успело сделать слепок её голограммы, занимающейся тем непотребством.
«Но… почему именно на космическом катере? – он недоумённо остановился уже во втором коридоре, после отрезавшего от неё побольше угла, новый факт вспомнив из дурьей её затеи»
Потом, нервно сглотнув, вспомнил тело голограммы повзрослевшей Паринь. Обнажённое. Завораживающе исполняющее гимнастику Иных.