— А Латашинского?
— Сейчас узнаем. Вот они, друзья! — обрадованно восклицает комдив.
Из мрака один за другим вырываются три буруна и, опадая, открывают за собой знакомые силуэты.
Разом глохнут моторы, но тишина так и не наступает. Ночь неумолчно гремит выстрелами кораблей вражеского конвоя и раскатами канонады, охватывающими Севастополь от края до края, как гроза.
Двигаясь по инерции, три силуэта приближаются к борту головного катера.
— Умников! Михаил Павлович! Миша! — дружески окликает еще невидимый Хабаров. — Поклон от «завоевателей мира»! Опустились благополучно!
Смех обегает катера и обрывается, едва звучит голос Латашинского. Досада и огорчение слышатся в нем. Окликнув комдива, Латашинский докладывает, что выпущенная им торпеда пронизала вторую БДБ, но не взорвалась. Вражеское судно уцелело и ушло вместе с охранением обратным курсом в Севастополь.
— Повторим, товарищ комдив? — предлагает Хабаров и признается: — Охота на Севастополь глянуть…
Командир дивизиона молчит, прислушиваясь к раскатам канонады, обдумывая целесообразность погони и возможность второй атаки. Забираться в самую бухту?.. Он уже рассмотрел в ночи то, чего еще не замечают другие: контуры остова Херсонесского собора. Идти дальше, значит, подставить катера под огонь береговых батарей противника… Так подсказывает разум, а сердце спорит с ним, не желает подчиняться ему, тянется к зовущим, огненным глазам Инкерманских створов, по которым всегда определялся комдив на протяжении двадцати лет, возвращаясь с моря в главную базу флота. Огни створов притягивают к себе световыми магнитами, влекут, манят, тревожат самыми дорогими воспоминаниями юности, молодости, зрелости, проведенных в героическом мире на берегах севастопольских бухт… Среди таинственных когда-то пещер Инкермана… в развалинах древнего Херсонеса, между мраморными колоннами, башнями и храмами города, существовавшего за несколько веков до нашей эры… перед знаменитым полотном Рубо, занимавшим все здание Панорамы на Историческом бульваре и как бы переносившим зрителя в самый центр событий, происходивших тогда, при Нахимове… возле каменной плиты, положенной неподалеку от Памятника затопленным кораблям на месте будущего монумента в честь героев революционного восстания черноморцев… около Малахова кургана, вокруг которого, на дне оврагов, заросших степными маками, зарыты матросы — соратники Нахимова, герои первой севастопольской страды; революционные матросы с броненосцев «Князь Потемкин-Таврический» и «Георгий Победоносец», с крейсера «Очаков» и транспорта «Буг», с учебного судна «Прут» и минного крейсера «Гридень», казненные царскими палачами в годы реакции; матросы-большевики, расстрелянные врагами Советской власти в годы интервенции и гражданской войны… Прошлое, настоящее, будущее неразделимы в мыслях о Севастополе, воплотившем в своей истории славу флота, дух героизма всего народа, защищавшего родину даже в мрачную пору крепостного права, образы людей, имена которых, на веки вечные оставаясь в севастопольских летописях, принадлежат всей стране… Подвиг пяти черноморцев, Героев Советского Союза — политрука Николая Фильченкова и его боевых друзей — Даниила Одинцова, Юрия Паршина, Василия Цыбулько, Ивана Красносельского, которые со связками гранат легли под фашистские танки, чтобы не пропустить их у Дуванкойского шоссе к родному городу… Подвиг краснофлотца Ивана Голубца, Героя Советского Союза, ценой своей жизни спасшего корабль и товарищей… Подвиг портовых водолазов, которые провели в общей сложности свыше полугода в трюмах затопленных судов, доставая из них боеприпасы и оружие для севастопольцев… Подвиг комсомольца-моряка Александра Чекаренко, сумевшего сперва вывести в безопасное место горстку бойцов, которыми он командовал, а затем возвратиться к складу боеприпасов в штольне у Сухарной балки, чтобы взорвать и склад, и фашистов, уже проникших в штольню… Подвиг паровозной бригады бронепоезда «Железняков», выводившей его под обстрелом на огневую позицию, расположенную на расстоянии всего лишь двухсот метров от вражеских дотов… Подвиг старшины Пустовойтенко, шестнадцать часов простоявшего на вахте в отравленной парами бензина и углекислотой подводной лодке после пожара на дне Песочной бухты и не поднявшего лодку на поверхность до назначенного срока… Подвиг и выдержка… Выдержка — прежде всего…
— Наша задача, — наконец говорит Местников, — осуществлять блокаду подступов, не допускать, чтобы противник прорывался сквозь нее, топить его караваны в море, на выходе и на подходах… Что касается торпеды Латашинского, то хотя она не сработала, но свое дело сделала. Фашисты струсили и вернулись в бухту. В ней и подохнут!.. Теперь к делу… Разойтись в прежнем порядке на дистанцию слышимости и на переменных курсах просматривать море. Будем стеречь выход, пока не сменят летчики. Заводитесь!