Вокруг костра на козлах были установлены четыре столешницы, образующие квадрат.
— Садись куда хочешь, — пригласила Крепышка, устраиваясь за столом.
Прутик, усевшись рядом с ней, во все глаза глядел на бушующее пламя. Хотя костер жарко полыхал, ни одно полено не взлетало вверх.
— О чем ты думаешь? — донесся до него голос Крепышки.
Прутик вздохнул.
— Там, откуда я родом, — сказал он, — жгут летучую древесину: воздушное дерево, колыбельное дерево… И жгут в печке… Я никогда не видел таких костров на открытом воздухе…
— Ты хочешь в дом, под крышу? — озабоченно спросила Крепышка.
— Нет, — ответил Прутик. — Я не то хотел сказать. У нас там, где я вырос, когда холодно, все прячутся по домам. В плохую погоду очень грустно и одиноко. — Он не добавил, что ему всегда было там грустно и одиноко.
Когда на скамьях не осталось ни одного свободного места, на дальнем конце стола начали разливать суп. Над столами поплыл густой, пряный, дразнящий аппетит аромат, от которого у Прутика сразу засосало под ложечкой. Он только сейчас ощутил, насколько голоден.
— Я узнаю этот запах, — сказал он. — Что это?
— Это суп. Суп с колбасками из тильдятины, — ответила Крепышка.
Прутик улыбнулся. Ну конечно! Суп из тильдера был деликатесом у лесных троллей; его готовили только в праздник, в Ночь Чудес, и разрешалось его есть только взрослым. Каждый год он пытался представить себе, каков суп на вкус. Теперь ему предстояло узнать, что это такое.
— Подвинь-ка локоток, деточка, — услышал он чей-то голос за спиной. Прутик оглянулся. За ним стояла старушка из племени душегубцев. В одной руке она держала половник, в другой — горшочек с супом. Увидев Прутика, она отшатнулась в сторону, и улыбка тотчас исчезла с ее лица. Она даже вскрикнула.
— Привидение… — прошептала старушка.
— Не бойтесь, мамочка Татум, — успокоила ее Крепышка, склонившись к ней. — Это Прутик, наш гость. Он не из нашего племени. Это он спас Хрящика.
Старушка посмотрела на Прутика.
— Значит, это ты привел Хрящика домой? — спросила она.
Прутик кивнул. Старушка прикоснулась пальцами ко лбу и поклонилась.
— Добро пожаловать, — сказала она. Затем она подняла обе руки и громко, как в колокол, ударила несколько раз половником о горшочек с супом. — Тише! — крикнула она.
Взобравшись на скамью, оглядела застывшие в ожидании лица собравшихся.
— Среди нас находится храбрый молодой человек по имени Прутик. Это он спас Хрящика от верной гибели и привел его домой. Прошу вас всех поднять за него бокалы! Мы все приветствуем тебя, Прутик!
Тотчас же все душегубцы, сидевшие за столами, повскакивали со своих мест, и каждый, прикоснувшись пальцами ко лбу, поднял бокал.
— Да здравствует Прутик! — хором грянули они. Прутик застенчиво опустил глаза.
— Пустяки, — пробормотал он.
— А теперь тебе пора поесть, — сказала мамочка Татум, слезая со скамьи. — Я по глазам вижу, что ты голоден. Давай, давай, деточка, налегай! — добавила она, наливая полную поварешку супа ему в миску. — Это вернет цвет твоим бледным щечкам!
Вкус у супа из тильдятины оказался столь же необыкновенным, как и запах. Его варили на медленном огне до тех пор, пока колбаски не становились мягкими, и приправляли местными душистыми пряностями — зубчетыком и апельсиновой сушеницей.
Это было только начало завтрака. За супом последовали сочные бифштексы из ежеобраза, обвалянные в муке из корня узлотрава и поджаренные на тильдеровом жиру. За этими блюдами подали земляничные яблоки и аппетитный голубой салат. Потом перед ним поставили медовую тягучку и мусс из колоколицы, а на десерт — сладкие вафли и печенье в патоке — просто пальчики оближешь! Прутик никогда в жизни не пробовал столько всяких вкусностей! Посередине каждого из четырех столов стоял огромный кувшин с сидром, и кружка у Прутика всегда была полна до краев.
Пиршество продолжалось, атмосфера становилась все непринужденнее. Душегубцы, напрочь позабыв о своем госте, разгулялись и, разогретые то ли яблочным вином, то ли жаром полыхающего костра, стали шутить и громко смеяться, рассказывать друг другу анекдоты и горланить застольные песни.
А когда появился Хрящик, целый и невредимый после стольких приключений, выпавших на его долю, все как будто разом сошли с ума. Душегубцы затопали, закричали, засвистели и захлопали в ладоши. Их лоснящиеся лица зарумянились еще больше в отблесках яркого пламени. Трое из пирующих выбежали из-за стола и, посадив Хрящика на плечи, торжественно пронесли его трижды вокруг костра, а остальные душегубцы, ударяя в такт кружками по столу, хором затянули простенькую, но мелодичную песенку своими глубокими, сладкими как мед голосами: