– Но письма – это же дело конфиденциальное!
– Думаешь, «конфиденциальное» означает, что их даже полиции не покажут? – спросил Генри, чистя ногти тонкой отверткой.
– Он прав, – еще раз кивнул Прайс. – Естественно, они показали письма нам. Написаны женским почерком, содержат детали, известные только одному из живущих здесь. Выходит, писала либо ты, либо твоя мачеха. Ну, а поскольку в них обвиняется она, остаешься ты. Когда-то нам попалась одна чокнутая, обвинявшая в письмах саму себя, но твоя мачеха на чокнутую не похожа. А когда она подписала для меня разрешение на эксгумацию и проставила дату, почерк оказался другим.
– Ладно, ладно, это мои письма.
На рукояти отвертки имелся зажим, как у авторучки, и Генри убрал ее в карман рубашки.
– А с парочкой я ей помог. Подсказал, что писать, понимаете ли. Собираетесь рассказать мачехе?
– А ты хочешь, чтоб я рассказал? – спросил Прайс.
Генри пожал плечами.
– Да мне, в общем, плевать.
– Тогда зачем спрашиваешь? – Прайс поднялся. – Спасибо за гостеприимство, ребятки. Передайте Тине: жаль, что я ее не застал.
Гейл тоже поднялась.
– Я уверена, лейтенант: она просто где-то задержалась. Если бы вы немного подождали…
Прайс отрицательно покачал головой.
– Еще один вопрос, сэр, если, конечно, вы в курсе, – сказал Генри. – Откуда у папы взялся рак легких?
– Легкие оказались полны асбестовых волокон. Обычно такое случается только с рабочими-изолировщиками.
Тине в кухне представился котел парового отопления – трубы тянутся вверх, как ветви давно погибшего дерева, асбестовая лента теплоизоляции свисает с них, как кора, белая пыль, как гнилая труха, осыпается вниз, падает в оскверненную могилу Джерри, словно снежинки…
«Это все пряничный домик, – подумала она, вспомнив мрачные обои в детской, которые они с Джерри старательно закрасили. – Да, он тебя не съест, ты сам съешь его. Но он до тебя все равно доберется».
Она пыталась шевельнуться, ударить ногой в пол или плечами в стену, перегрызть кухонное полотенце, которым Гейл заткнула ей рот, соскрести яркую новенькую изоленту, купленную Джерри для переделки парового котла.
Ничего из всего этого не вышло. Распахнутая дверца микроволновки зияла, как ненасытная пасть. Где-то далеко отворилась и захлопнулась входная дверь. Из стереосистемы в гостиной загремело «Она была моей подружкой»[11].
На волне рока в кухню, важно колыхая толстым брюхом, вошел Генри с почти полным темной жидкости бокалом в руке.
– Вот и нет твоего дружка. Ты нас слышала? Могу спорить, подумала: он явился спасти тебя?
Глотнув темной жидкости – виски, судя по запаху, – он поставил бокал на сливную полку раковины.
За ним вошла Гейл.
– Ну что, сейчас и кончим? – спросила она, закрыв за собой дверь, чтобы не перекрикивать грохот музыки.
– Конечно, отчего бы нет.
Генри присел над Тиной и заскреб ногтем по клейкой ленте.
– По-моему, лучше оставить так.
– Я же сказал: клейкий слой от нагрева расплавится. Хочешь оттирать ей морду растворителем, когда сдохнет? – Подковырнув кончик изоленты, он размотал ее и отшвырнул. – Кроме того, орать она не будет. Будет говорить. Я ее знаю.
Тина вытолкнула изо рта кухонное полотенце. Казалось, она у дантиста – вот-вот поднимется с кресла, и администратор назначит дату следующего визита.
Гейл подхватила мокрое полотенце с пола.
– Микроволновка готова?
– Конечно, птица-курица. Дело несложное.
– Ее будут осматривать. Будут проверять, что с ней не так.
Тина раскрыла было рот, но в горле пересохло так, что ей не удалось вымолвить ни слова.
– И найдут вот это, – с широкой улыбкой ответил Генри. – Провод отпаялся, отогнулся и закоротил защитную блокировку дверцы. Дай яйцо из холодильника.
Тина понимала, что сейчас должна молить о пощаде, но отчего-то не могла заставить себя сделать это. «Да я храбра, – с удивлением подумала она. – Какое мужество, какое дурацкое упорство. В жизни бы не подумала…»
– Видишь яйцо, дорогая мачеха? – сказала Гейл, показывая ей яйцо. – Если яйцо положить в микроволновку, оно взорвется.
С этими словами она положила яйцо в микроволновку, а Генри захлопнул дверцу.
– Видишь? – сказал он. – Теперь она будет работать хоть с закрытой дверцей, хоть с открытой. Только сейчас я ее закрыл: лишняя радиация нам тут ни к чему.
Нажав на кнопку, он инстинктивно подался назад.
Яйцо взорвалось с глухим звуком, вроде удара топора, впившегося в дерево, или падения ножа гильотины.
– Ого, как ее изнутри заляпало! Оставим ненадолго, чтоб затвердело.
11
«Она была моей подружкой» (