Выбрать главу
Пускай гниют колосья перезрелые!Они придут на нивы пожелтелые,И не сносить вам, честные и смелые,Своих голов!
Они растопчут нивы золотистые,Они разроют кладбище тенистое,Потом развяжет их уста нечистыеКровавый хмель!
Они ворвутся в избы почернелые,Зажгут пожар, хмельные, озверелые…Не остановят их седины старца белые,Ни детский плач!..
Среди лесов, унылых и заброшенных,Мы оставляем хлеб в полях нескошенным.Мы ждем гостей незваных и непрошенных,Своих детей!

«Тянется лесом дороженька пыльная…»

Тянется лесом дороженька пыльная,Тихо и пусто вокруг.Родина, выплакав слезы обильные,Спит и во сне, как рабыня бессильная,Ждет неизведанных мук.
Вот задрожали березы плакучиеИ встрепенулися вдруг,Тени легли на дорогу сыпучую:Что-то ползет, надвигается тучею,Что-то наводит испуг…
С гордой осанкою, с лицами сытыми…Ноги торчат в стременах.Серую пыль поднимают копытамиИ колеи оставляют изрытыми…Все на холеных конях.
Нет им конца. Заостренными пикамиВ солнечном свете пестрят.Воздух наполнили песней и криками,И огоньками звериными, дикимиЧерные очи горят…
Прочь! Не тревожьте поддельным веселиемМертвого, рабского сна.Скоро порадуют вас новоселием,Хлебом и солью, крестьянским изделием…Крепче нажать стремена!
Скоро столкнется с звериными силамиДело великой любви!Скоро покроется поле могилами,Синие пики обнимутся с виламиИ обагрятся в крови!

Стихотворения

1908–1937 годов

«О красавица Сайма, ты лодку мою колыхала…»

О красавица Сайма, ты лодку мою колыхала,Колыхала мой челн, челн подвижный, игривый и острый.В водном плеске душа колыбельную негу слыхала,И поодаль стояли пустынные скалы, как сестры.Отовсюду звучала старинная песнь – Калевала:Песнь железа и камня о скорбном порыве Титана.И песчаная отмель – добыча вечернего вала —Как невеста белела на пурпуре водного стана.Как от пьяного солнца бесшумные падали стрелы,И на дно опускались, и тихое дно зажигали,Как с небесного древа клонилось, как плод перезрелый,Слишком яркое солнце и первые звезды мигали, —Я причалил и вышел на берег седой и кудрявый;И не знаю, как долго, не знаю, кому я молился…Неоглядная Сайма струилась потоками лавы.Белый пар над водою тихонько вставал и клубился.
‹Около 19 апреля 1908, Париж›

«Мой тихий сон, мой сон ежеминутный…»

Мой тихий сон, мой сон ежеминутный —Невидимый, завороженный лес,Где носится какой-то шорох смутный,Как дивный шелест шелковых завес.
В безумных встречах и туманных спорахНа перекрестке удивленных глазНевидимый и непонятный шорохПод пеплом вспыхнул и уже погас.
И как туманом одевает лица,И слово замирает на устах,И кажется – испуганная птицаМетнулась в вечереющих кустах.
1908 (1909?)

«В морозном воздухе растаял легкий дым…»

В морозном воздухе растаял легкий дым,И я, печальною свободою томим,Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,Исчезнуть навсегда… Но суждено идти мнеПо снежной улице в вечерний этот час.Собачий слышен лай, и запад не погас,И попадаются прохожие навстречу —Не говори со мной – что я тебе отвечу?
1909

«Истончается тонкий тлен…»

Истончается тонкий тлен —Фиолетовый гобелен,
К нам – на воды и на леса —Опускаются небеса.
Нерешительная рукаЭти вывела облака,
И печальный встречает взорОтуманенный их узор.
Недоволен стою и тих,Я, создатель миров моих, —
Где искусственны небесаИ хрустальная спит роса.
1909

«Ты улыбаешься кому…»

Ты улыбаешься кому,О путешественник веселый,Тебе неведомые долыБлагословляешь почему?
Никто тебя не проведетПо зеленеющим долинамИ рокотаньем соловьинымНикто тебя не позовет, —
Когда, закутанный плащом,Несогревающим, но милым,К повелевающим светиламСмиренным возлетишь лучом.
‹Не позднее 13 августа› 1909

«В просторах сумеречной залы…»