И храм, как корабль огромный,Несется в пучине веков.И парус духа бездомныйВсе ветры изведать готов.
«Как облаком сердце одето…»
Как облаком сердце одетоИ камнем прикинулась плоть,Пока назначенье поэтаЕму не откроет Господь:
Какая-то страсть налетела,Какая-то тяжесть жива;И призраки требуют тела,И плоти причастны слова.
Как женщины, жаждут предметы,Как ласки, заветных имен.Но тайные ловит приметыПоэт, в темноту погружен.
Он ждет сокровенного знака,На песнь, как на подвиг, готов:И дышит таинственность бракаВ простом сочетании слов.
Змей
Осенний сумрак – ржавое железо —Скрипит, поет и разъедает плоть:Что весь соблазн и все богатства КрезаПред лезвием твоей тоски, Господь!
Я как змеей танцующей измученИ перед ней, тоскуя, трепещу;Я не хочу души своей излучин,И разума, и Музы не хочу…
Достаточно лукавых отрицанийРаспутывать извилистый клубок;Нет стройных слов для жалоб и признаний,И кубок мой тяжел и неглубок!
К чему дышать? На жестких камнях пляшетБольной удав, свиваясь и клубясь,Качается, и тело опояшет,И падает, внезапно утомясь.
И бесполезно, накануне казни,Видением и пеньем потрясен,Я слушаю, как узник, без боязни,Железа визг и ветра темный стон…
«В самом себе, как змей, таясь…»
В самом себе, как змей, таясь,Вокруг себя, как плющ, виясь —Я подымаюсь над собою:
Себя хочу, к себе лечу,Крылами темными плещу,Расширенными над водою;
И, как испуганный орел,Вернувшись, больше не нашелГнезда, сорвавшегося в бездну, —
Омоюсь молнии огнемИ, заклиная тяжкий гром,В холодном облаке исчезну!
«Неумолимые слова…»
Неумолимые слова…Окаменела Иудея,И, с каждым мигом тяжелея,Его поникла голова.
Стояли воины кругомНа страже стынущего тела;Как венчик, голова виселаНа стебле тонком и чужом.
И царствовал и никнул Он,Как лилия в родимый омут,И глубина, где стебли тонут,Торжествовала свой закон.
«Я помню берег вековой…»
…Я помню берег вековойИ скал глубокие морщины,Где, покрывая шум морской,Ваш раздавался голос львиный.
И Ваши бледные черты,И, в острых взорах византийца,Огонь духовной красоты —Запомнятся и будут сниться.
Вы чувствовали тайны нить,Вы чуяли рожденье слова…Лишь тот умеет похвалить,Чье осуждение сурово.
«В изголовьи черное распятье…»
В изголовьи черное распятье,В сердце жар и в мыслях пустота —И ложится тонкое проклятье —Пыльный след – на дерево креста.
Ах, зачем на стеклах дым морозныйТак похож на мозаичный сон!Ах, зачем молчанья голос грозныйБезнадежной негой растворен!
И слова евангельской латыниПрозвучали, как морской прибой;И волной нахлынувшей святыниПоднят был корабль безумный мой:
Нет, не парус, распятый и серый,С неизбежностью меня влечет —Страшен мне «подводный камень веры»[11],Роковой ее круговорот!
«Душный сумрак кроет ложе…»
Душный сумрак кроет ложе,Напряженно дышит грудь…Может, мне всего дорожеТонкий крест и тайный путь.
«Темных уз земного заточенья…»
Темных уз земного заточеньяЯ ничем преодолеть не мог,И тяжелым панцирем презреньяЯ окован с головы до ног.
Иногда со мной бывает неженИ меня преследует двойник;Как и я – он так же неизбеженИ ко мне внимательно приник.
И, глухую затаив развязку,Сам себя я вызвал на турнир;С самого себя срываю маскуИ презрительный лелею мир.
Я своей печали недостоин,И моя последняя мечта —Роковой и краткий гул пробоинМоего узорного щита.