Она была небольшая, соединенная с маленькой кухней. В глаза тут же бросался большой диван цвета морской волны, занимающий почти все пространство. Белые обои, исцарапанные и изрисованные маленькой мной в различные звездные созвездия, обычный телевизор, огромная ваза с декоративным подсолнухом-великаном и большие окна - так выглядело одно из самых родных мне мест на земле. Кухня была самой обычной, с "островом" вместо обеденного стола, поэтому стулья были высокие, как у барной стойки, из-за чего мы часто с Николь, оставаясь у меня дома на ночь, играли придуманные нами спектакли, где подруга была барменом, любезно подававшем мне яблочный сок, перегибаясь через весь стол.
От этого я даже слегка усмехнулась, что не осталось незамеченным моей мамой и она нахмурилась, вопросительно приподнимая бровь.
Больше ничего на первом этаже не было, а лестница, ведущая на второй, была скрыта в тени, поэтому я вновь взглянула на Патрисию.
- Мам, ты устала, так что тебе лучше подняться наверх и лечь спать. Я разберусь со всем сама, не волнуйся, - я кивнула ей в подтверждение своих слов и пошагала в сторону холодильника. Пока я открывала его и осматривала содержимое, мой слух уловил тяжелый вздох и тихие шаги. После наступила тишина и тут уже вздыхала я.
Мне жутко не нравилось эта натянутость между нами. Существовало лишь одна причина, которая способствовала этому, весьма неприятному, явлению, не считая всяких бытовых ссор между матерью и дочкой.
Отец.
Любой разговор о нем больно бил в сердце, заставлял то замирать, биться в панике и истерике, чувствовать бешеное волнение и неизвестность, которая повисла над нашей маленькой семьей еще шесть месяцев назад. Я даже не допускала в голове эти слова, потому что знала, потому что верила, что это неправда. Но Патрисия Де Марино давно решила все для себя, а я ничего не могла поделать с этим. Это был ее выбор и ее мысли, и я, к сожалению, была не в силах вселить в мать то же, что жило во мне.
Надежду.
Я судорожно вздохнула, пытаясь утихомирить сердце, бьющееся настолько быстро, словно оно пыталось вырваться из моей груди. Будто тоже, как и мать, хотело вырвать из меня последние отголоски веры во мне. Но я не собиралась никому отдавать свои воспоминания о нем, свою любовь к нему, а забывать, или пытаться внушить себе полную чушь, уж точно.
- Так, - прошептала я дрожащим голосом, делая попытки успокоиться. Сглотнув, я почувствовала, как недавний срыв, словно снег, тает на мне и испаряется, оставляя после себя лишь легкий холодок по спине и поджатые губы.
Уже хорошо.
Неудивительно, что собладать с собой, со своими чувствами и мыслями - уже вошло в привычку. Нужно собраться, взять волю в кулак и ждать. Я искренне верила, что ожидание и вера мои лучшие друзья, пока не объявится что-нибудь.
Ждать и верить. Это мой девиз.
В холодильнике оказалась приготовленная утром лазанья, которую я нагрела в микроволновке, после чего быстро съела, одновременно делая уроки в единственной комнате, освещенной теплым светом. Учить литературу оказалось самой интересной частью, ведь нам задали стихотворение, где парень признавался в любви девушке. Я слишком разошлась, во всю расхаживая по кухне и с чувством произнося реплики героев, даже садясь на колено в нужный момент, но в итоге я громко рассмеялась, абсолютно забыв, что меня может услышать мать.
Мой вечер, проведенные в одиночестве с книжками, закончился тем, что я уснула в одиннадцать, но сон как рукой сняло в пять утра. Недавняя усталость бесследно пропала, а во мне горела энергия и бодрость. Возможно, на это подействовал сегодняшний сон, который показался мне приятным, но я никак не могла вспомнить, о чем он был. В любом случае, в нем было что-то хорошее и это «что-то» заставляло улыбку появляться на моем лице.
Сидя на кровати, я зевнула, прикрывая рот ладонью, и подперла подбородок рукой, осматривая собственную комнату. Моя любимая "конура" представляла собой небольшое помещение, окрашенное в мягкий оранжевый цвет, такой постельный и успокаивающий. Здесь было всего лишь несколько предметов мебели: высокая односпальная кровать, застеленная коралловым пледом, над которой висело огромное изображение звезд и космоса; деревянный письменный стол с моей любимой настольной лампой, которую я включала каждый раз, когда делала уроки, и множеством различных книжек, тетрадок; небольшой комод, предназначенный, также, для различных книг, канцелярии и обучающих пособий, на котором стояла небольшая "лаборатория для новичков" с различными мензурками, горелками и штативами; шкаф, встроенный в стену и окрашенный в созвездие "Большой Медведицы". Здесь было большое окно, через которое уже просачивался утренний свет солнца.