2 марта 1943 года. полдень. Токио. Дворец «Кодзё», Зал приемов
Присутствуют:
Император Хирохито
Премьер министр – адмирал Сигэтаро Симада
Министр иностранных дел – Маммору Сигэмицу
Командующий объединенным флотом Японии – адмирал Исороку Ямамото
Настроение у собравшихся в императорском дворце было глубоко похоронным. Всего две недели назад они обсуждали капитуляцию как теоретическую возможность и вот всего за десять дней порыв ураганного ветра, вызванный гневом всемогущих богов, не только сдул с лица земли почти миллионную Квантунскую армию, но и нанес большие потери японской оккупационной армии в Китае. В Токио уж точно не рассчитывали на то, что в непосредственной близости к Пекину откроются еще одни Врата, и из них полезет злая и хорошо вооруженная армия коммунистического Китая из двадцать первого века.
Их большие безвинтовые самолеты (Н-6К), базирующиеся на крупном аэродроме под Тяньцзинем, захваченном в самом начале вторжения, совершенно парализовали японское судоходство на широтах южнее Пекина. Японские боевые корабли и торговые суда не чувствуют себя в безопасности в Желтом, Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях. Внезапная атака сверхскоростными самонаводящимися снарядами может случиться на подходе к Гонконгу и даже Маниле.
И это для Японии, всецело зависящей от флота, хуже всего, даже хуже внезапного разгрома Квантунской армии. Теперь невозможно ни перебросить солдат из Индокитая для обороны Метрополии, ни отправлять все еще продолжающим сражаться частям боеприпасы и снаряжение. Также на японские заводы из колоний перестало поступать необходимое сырье и, самое главное, нефть. Пока на складах и хранилищах имеются запасы, военная машина продолжит крутиться, но потом, когда резервы иссякнут, все встанет замертво. И вот тогда, защищаясь от вторжения длинноносых варваров в Метрополию, японские солдаты и ополченцы будут вынуждены драться бамбуковыми копьями и фамильными мечами. Потрясение от полного разрыва морских коммуникаций и потерь в транспортном тоннаже вполне заменило собой отсутствующий шок от нанесения ядерных ударов и ковровых бомбежек японских городов, с многотысячными жертвами.
Но хуже всего будет, если Сталин позовет участвовать в штурме Японских островов китайцев-коммунистов из будущего, в сердце которых бьет пепел их убитых и замученных предков. По сравнению с ними советские солдаты (и генералы) выглядят записными добряками, гражданское японское население (например, на Карафуто, то есть Южном Сахалине) не обижают, и японских солдат, если те поднимают белый флаг, в плен берут безотказно. И лишь иногда, когда становятся известными факты массовых убийств мирного китайского и корейского населения, советское командование издает приказ: «солдат и офицеров из того или иного подразделения (части) в плен не брать».
– Час, о котором мы говорили совсем недавно, пришел, – сказал адмирал Ямамото. – На территорию Метрополии еще не упала ни одна бомба, а мы уже находимся на грани отчаяния. Несомненно, что русские тоже могут заняться охотой за нашими кораблями, но пока они уступили эту роль своим союзниками из коммунистического Китая будущего, перед которыми у нас тоже имеются обязательства и долги крови. И, как я вам уже говорил раньше, на примере Нанкинского инцидента, это очень плохие долги, по которым требовательный кредитор может взыскать все, что у нас есть, вместе с жизнью. А ведь Нанкин – это только самый яркий эпизод в нашей вражде с Китаем, о котором знают все. Великое множество других подобных инцидентов, значительно более мелких, а потому оставшихся незамеченными, по общему числу жертв многократно перекрывают Нанкин, Каждую свою победу над китайцами госпожа Армия отмечала большой или малой резней сдавшихся китайских пленных, иногда присовокупляя к ним гражданское население…
– Но ведь и флот тоже, Исороку-сама, не вел войну в белых перчатках, – возразил прославленному адмиралу министр иностранных дел Маммору Сигэмицу.
– Флот – это другое, Маммору-сан, – отрезал Ямамото. – Для пилота палубной авиации почетно уложить с горизонтального полета бронебойную бомбу прямо в артиллерийский погреб вражеского линкора и видеть, как его палуба в облаке взрыва возносится к небесам. Для подводника почетно влепить торпедный веер в борт вражеского авианосца и наблюдать, как он, пылая будто бочка с бензином, кренится и уходит на дно под крики тысяч заживо сгорающих янки. Верный глаз, точный расчет, твердая рука приносят заслуженную победу, и смерти множества врагов оказываются чисты, как снега на вершине Фудзи. И даже если жертвой атаки становится какой-нибудь транспорт снабжения, в мирное время ходивший под торговым флагом как каботажный трамп, то в этом тоже нет ничего злодейского, потому что так делают все, в том числе и русские, атаками самолетов и подводных лодок перетопившие немало германского транспортного тоннажа. Аналогом Нанкинского инцидента на море могла бы быть атака крупного невооруженного пассажирского парохода, перевозящего раненых или исключительно нонкомбатантов. Примером такого военно-морского зверства[27] может служить потопленный германскими подводниками в прошлую Великую войну пассажирский лайнер «Лузитания». Но нас, японцев, всемогущие боги по этой части миловали.
27
Примечание авторов: