— Да, они совсем еще салабоны первого года службы! Им винтовки только что дали поддержать! А тоже еще, нас с тобой в плен взяли, да, ночью мы их по одному передавим голыми руками. Дай, только темноты дождаться!
Артур Любимов был полностью согласен с мнением своего друга, поэтому не очень-то обеспокоился с фактом своего и Алексея Карпухина пленения этими игрушечными солдатиками. Их обер-ефрейтор похаживал вокруг пленных красноармейцев и, постукивая прутиком по своим начищенных до зеркального плеска сапогам, поучал солдат своего отделения. В этот момент в обоим сержантам вернулось понимание немецкого языка и они, опустив головы к земли, внимательно вслушивались в то, что вещал обер-ефрейтор:
— Итак, гренадеры, сейчас вы можете своими глазами наблюдать то, о чем я вам рассказывал во время наших учебных занятий. Советские красноармейцы не очень подготовленные солдаты. Это надо быть дураками, чтобы строить пулеметные гнезда на такой плоской и без каких-либо естественных укрытий местности. За это и поплатились, а нам вместо того, чтобы продолжать разведку, приходиться дожидаться колонну военнопленных, которую мы обогнали на шоссе два километра назад. Сдадим этих двоих задрипанных красножопых в колонну и тогда продолжим нашу разведку.
В этот момент из-за того же поворота дороги, откуда недавно вылетели немецкие бронетранспортеры, показалась голова темной и какой-то мрачной колонны. Впереди колонны шли три немецких пулеметчика, которые, положив руки на свои старенькие и висящие на груди МГ-34, устало передвигали ноги. Видимо, этим совсем еще молодым немецким парням, которые на фоне гренадеров из SdKfz 250, выглядели настоящими боевыми волкодавами, сегодня им пришлось немало повоевать. А затем им также пришлось пройтись немало километров, собирая эту колонну военнопленных, в которой уже сейчас были не менее шестисот пленных красноармейцев.
Колонна по сигналу рукой одного из трех пулеметчиков остановилась. Этот пулеметчик случайно заметил МГ-42, валявшийся с пустой лентой у ног одного из сдавшихся в плен красноармейцев, и решил его осмотреть. Молодой немец подошел к Любимову и требовательно протянул к нему руку, в этот момент любому дураку было ясно, что этот наглец не хочет сгибаться перед пленным и требует поднять и передать ему пулемет. Артур, по-прежнему, держал свою голову низко опущенной и притворился, что не заметил протянутую руку этого молодого немца. Тут же последовал хлесткий удар прикладом МГ-34 по подбородку упрямого красноармейца, бывалый немец вояка не мог вести себя иначе перед этими маменьками и вшивыми гренадерами. Но после удара, этот осел красноармеец и пальцем не шевельнул, чтобы нагнуться и подать пулемет молодому немцу.
В этот момент этот немец не знал о том, что он вступил на порог своей смерти. Если бы он посмел снова воспользоваться прикладом своего пулемета и снова бы им замахнулся, то сержант РККА Артур Любимов убил бы его одними голыми руками. Но этот юнец посчитал себя настоящим немецким солдатом, который выше того, чтобы унижать или просто бить безоружных военнопленных. Немец посмотрел через плечо и снова помахал рукой. Из головы колонны выскочил какой-то юркий солдатик красноармеец и рысью полетел на зов:
— Чего прикажете, господин обершютце? — На неплохом немецком языке произнес этот красноармеец.
В этот момент сержанту Артуру Любимову послышался очень знакомый голос, он удивленно поднял голову и посмотрел на подбежавшему к немцу пленного красноармейца и не поверил своим глазам. Вытянувшись, перед немецким пулеметчиком подобострастно стоял рядовой красноармеец Ягодкин, его бывший второй номер Петя Ягодкин.
— Возьми пулемет и передай его мне. — Ответил красноармейцу Ягодкину немецкий пулеметчик.
Пленный Петя Ягодкин радостно подбежал к красноармейцу, легко согнул свою юную спину и, подхватив на руки МГ-42, также легко начал ее разгибать. Но в какой-то момент этой процедуры глаза Ягодкина соприкоснулись с взглядом глаз сержанта Любимова. От страха и от неожиданности узнавания своего бывшего командира, красноармейца Ягодкина всего перекосило, парень явно лишился сил, чтобы распрямиться и передать пулемет немцу. Он так и замер в раболепной, полусогнутой позе перед сержантом Любимовым. Только окрик немецкого пулеметчика вернул парня к действительности, на согнутых и на не разгибающихся в коленях ногах Петя Ягодкин подполз к своему немцу и, преданно заглядывая тому в глаза, сказал, заикаясь:
— Это страшный человек! Он сержант и главный в Красной Армии снайпер. Его специально прислали в нашу роту. За одну только неделю сержант Любимов убил почти батальон немцев.
Этот немецкий пулеметчик оказался нормальный солдатом, стволом своего МГ-34 отодвинул в сторону начинающего и молодого предателя Петю Ягодкина, посмотрел в лицо Артуру Любимова и сказал:
— Последнее время у нас в пехоте бродили всякие там слухи о каком-то искусном русском пулеметчике, который отлично стреляет и ночью, и днем, может за полчаса боя положить на землю целый взвод. Возможно, я был неправ, что не верил этим слухам?! Возможно, ты и есть этот тот пулеметчик! Тогда я рад, что встретил и увидел знаменитого русского пулеметчика-снайпера. Но сейчас ты военнопленный, а я выполняю приказ своего командира о доставке этой колонны военнопленных в определенное место. Так, что становись в колонну, пойдем дальше, а то до конечной точки нам идти еще два часа пехом.
Видя, что ни сержант Любимов, ни сержант Карпухин, ни черта, не поняли из того, что им только что говорил старший стрелок Франц Берринг, в дело тут же вступил переводчик Петр Ягодкин, который и перевел на русский мысли Франца Берринга. Артур Любимов был вынужден признать, что перевод был сделан на профессиональном уровне, без каких-либо дополнений или какой-либо отсебятины со стороны переводчика. Бывший красноармеец, а сейчас предатель советской родины Петя Ягодкин лично сопроводил обоих плененных сержантов в центр колонны и там поставил их в строй военнопленных. Вскоре колонна тронулась и мерно зашагала по брусчатке Витебского шоссе, удаляясь от областного белорусского центра Могилев.
На ночь всех шестьсот человек военнопленных загнали в два здания молочной колхозной фермы, расположенной недалеко от деревни Гребнево и окруженные невысоким забором, чтобы военнопленные и не разбежались. Переводчик Ягодкин неплохо справился и со своей второй, после перевода с немецкого на русский языка и обратно, задачей. Около тридцати военнопленных красноармейцев дали согласие на сотрудничество с немцами и образовали активную группу, но которую немцы тут же возложили задачу — следить за своими товарищами, выявлять прячущихся командиров и политработников РККА, а также красноармейцев евреев по национальности. Активные красноармейцы и не активных стали отличаться тем, что получили право носить палки и ими по делу или без дела пользоваться, избивая до полусмерти своих бывших товарищей.
Десять простых немецких пехотинцев, которые конвоировали колонну русских военнопленных, сразу же исчезли с ее горизонта, как только колонна подошла к двум зданиям молочной фермы. Здесь эту колонну военнопленных под свою охрану принял охранный взвод лейтенанта Рудольфа Блицке 221 охранной дивизии, генерал-лейтенанта Пфлюгбайля. Первым же делом для устрашения остальных военнопленных лейтенант Рудольф Блицке решил провести нечто вроде торжественной порки красноармейцев. Он хотел расстрелять пару — тройку еврейских комиссаров и примерно выпороть на специально подготовленных козлах десяток красноармейцев. Если бы лейтенант знал, что из этого может поручиться, то он никогда бы не доверился переводчику Пете Ягодкину, который его заверил в том, что у него все схвачено и все будет исполнено, как надо.
Десяти красноармейским капо лейтенант Рудольф Блицке доверил десять трофейных винтовок с магазинами по пять патронов. Доверенным людям переводчика Ягодкина удалось-таки выделить из общей массы военнопленных трех политработников, которые своей внешностью, вроде бы походили на евреев, и с некоторыми трудностями расстрелять их перед строем своих же товарищей. Но уже тогда лейтенант услышал, как по толпе захваченных в плен красноармейцев пробежался какой-то странный и непонятный ропот.