По его словам, в начале июля немецкие войска начали операцию прорыва к Ленинграду и его последующему взятию. В наступлении приняли участие 41-й и 56-й моторизованные корпуса, атаковавшие в направлении станции Сольцы и Великие Луки. Удары были такими мощными, что к середине июля и Сольцы, и Великие Луки были взяты немцами. Командование Северо-западный фронт хорошо понимало, насколько опасными были удары этих моторизованных немецких корпусов. По этой причине оно предприняло ряд контрударов, чтобы приостановить немецкое наступление, отбросить их назад и выиграть время для строительства ленинградской оборонительной линии. После двух дней оккупации Сольцы и Великие Луки были освобождены контратакующими советскими войсками. Но к сегодняшнему дню, по словам Немчинова, обе стороны выдохлись, сейчас наступило время, когда стороны прекратили ведение наступательных операций, но ведут активную подготовку к новой фазе ведения активных действий.
Затем отрапортовал ефрейтор Бове. По его словам, дозор из пяти бойцов на бронеавтомобиле БА-11 выдвигался по направлению Сольцы по дороге Холм — Старая Русса — Сольцы. Расстояние до Сольц от Холма составило 147 километров. На всем протяжении пути дозор с немецкими частями и подразделениями в боевой контакт входил. Местное население много говорило о предыдущих боях, но в последние два дня немцев не было видно, даже резко сократилось число немецких самолетов в воздухе. Бронеавтомобиль БА-11 только раз был атакован, вернее, его дважды облетел одинокий немецкий самолет, но огня летчик не открывал.
После всех рапортов и обсуждения полученной информации, капитан Любимов вместе с ефрейтором Бове вышли во двор и нос к носу столкнулись с лейтенантом медицинской службой Дарьей Соломиной, которая куда-то торопилась. Жора Бове по-дружески поинтересовался, куда это спешит молодой лейтенант. Та, стрельнув глаза в сторону капитана Любимова, повела плечиком, на котором висела большая сумка санинструктора, ответила, что ей необходимо добраться до расположения взвода лейтенанта Гаврилова в Рдейском монастыре. В этот момент внутри капитана Любимова сыграла какая-то струнка и он, повернувшись лицом к Дарье, просто сказал:
— Я освобожусь, примерно, минут через тридцать, после чего собираюсь посетить расположение полувзвода младшего лейтенанта Добродеева, съездить туда на мотоцикле. Они где-то в семи — десяти километрах от города. Если вы, Дарья, можете это время подождать, то я с удовольствием мог бы взять вас с собой.
— Ну, да, что вы, товарищ капитан. Вы такой занятый командир и хотите потратить свое время еще т на то, чтобы меня, какого-то там лейтенанта медицинской службы, свозить в Рдейский монастырь…
— Слушайте, товарищ лейтенант, ничего такого не выдумывайте. Мне действительно нужно посетить Рдейский монастырь, посмотреть, как там расположились бойцы полувзвода младшего лейтенанта Добродеева. Я выезжаю туда через тридцать минут и будут вас ждать прямо у этих дверей, чтобы забрать вас с собой. Так, что до встречи, лейтенант.
Все это время Жора Бове стоял рядом и с громадным удивлением вслушивался в разговор капитана и лейтенанта. Он никак не мог поверить своим ушам, но в ответах и поведении лейтенанта Соломиной чувствовалась какая-то непонятная власть над капитаном Любимовым…. словно они были мужем и женой.
Раздосадованный непонятным капризничаньем Дарьи, капитан Любимов быстро поднялся в свою комнату, бывшую когда-то номером дома колхозника и расположенную на третьем этаже здания райисполкома. Один угол комнаты был заставлен рациями "Север", но все они, если судить по их внешнему состоянию, явно находились в нерабочем состоянии. Он быстренько из десяти выбрал две более или менее приличные рации "Север", которые, хотя бы внешне были в презентабельном состоянии. Затем он отвинтил у этих раций задние крышки и достал из кармана двое часов, которые были чуть больше наручных часов, но гораздо меньше будильника. Артур внимательно осмотрел оба устройства, пощелкал на нем какими-то тумблерами, в комнате начали то появляться, то исчезать чужие голоса радиоэфира. С последним щелчком голоса исчезли, но слышался постоянный фон радиоэфира.
Затем Любимов одно из этих устройств начал приспособлять к кронштейнам внутри корпусов каждой рации. Когда работа по укреплению устройств на кронштейнах была завершена, задние крышки раций капитан привинтил обратно по месту. Одним верньером он включал рацию, другим верньером менял радиоволны приема. Одним словом, обе рации сохраняли непрезентабельный, но теперь находились в рабочем состоянии.
Через тридцать минут капитан Любимов подошел к своему мотоциклу, завел его и через минуту уже подъезжал к первому подъезду здания райисполкома. Лейтенант медицинской службы Соломина уже пару минут стояла у подъезда. Она нетерпеливо пританцовывала, капитан позволил себе опоздать на минуту. А за эту минуту его следовало бы наказать. Но посмотрев на окна здания райисполкома, она увидела в них десятки любопытных лиц. Штабисты и разведчики стояли у окон и внимательно наблюдали, неторопливо обмениваясь между собой мнениями, за первым свиданием командира своей штрафной роты.
Мотоцикл "Л-500" мощно один за другим брал крутые пригорки дороги республиканского значения Холм — старая Русса каждый раз, довольно урча при очередном взлете. Была вторая половина летнего дня, солнце не так уж припекало, как, скажем, в десять — двенадцать часов дня.
Любимов и Соломина минут двадцать назад покинули Холм и сейчас ехали по шоссе, наслаждаясь летом, дорогой и тем, что они были вдвоем. Все это время они были одни, сейчас никто не мог их побеспокоить, но за это время они так и не произнесли ни одного друг другу слова. Лейтенант медицинской службы Дарья Соломина сидела к коляске, на ее коленях лежали две сумки санинструктора, а она на каждом дорожном ухабе судорожно уворачивалась от приклада МГ34, который, будучи закреплен на коляске специальной турелью, постоянно торчал перед самым ее носиком. Да и этот ее чудак за рулем мотоцикла не мог догадаться и хоть чего-нибудь мягкого подстелить на сиденье коляски, дорога вся в канавах и ухабах, ей приходится все время ворочаться и искать более удобное положение для сидения на этом жестком сиденье.
А капитан Любимов был безгранично счастлив, сейчас в его жизни наступил момент, о котором он так мечтал. Когда рядом с ним один на один оказалась девчонка с ярко голубыми глазами и такими красивыми…, она была рядом с ним. В любую минуту он мог протянуть руку и коснуться этой прекрасной женщины.
Мощеное булыжником шоссе неторопливо убегало под колеса мотоцикла, который, то клевал носом, то опасно кренился влево или вправо, но упорно продвигался вперед. Вскоре нужно было сворачивать с дороги, в семи километрах от шоссе на берегу Рдейского озера находился Рдейский монастырь, окруженный непроходимыми трясинами. Лесная монастырская дорога, по сравнению с шоссе Холм — Старая Русса, временами была похожа на дорогу, но порой совершенно ее не напоминала. Мотоцикл "Л-500" продемонстрировал свой отличный бойцовский характер и через какие-то полчаса остановился перед полуразрушенным зданием Успенского собора монастыря.
Выключив зажигание, Артур взглянул на Дарью и ахнул, под ее правым глазом наливался настоящий синяк. Девчонка слегка всхлипнула и, посмотрев на капитана, вдруг сказала:
— Артур, на меня нужно было бы иногда посматривать, а ты только в свою дорогу уставился, глаз от нее не отрывал, словно меня рядом с тобой и не было. Вот из-за твоего недогляда этот проклятый немец, — в этот момент Дарья Соломина кивнула на МГ-34, - и наградил меня синяком. Первое время очень больно было…
Артур не выдержал, обнял Дарью и нежно ее поцеловал в подбитый глаз, втягивая в себя боль от него и его синюю окраску. В этот момент за спиной капитана послышался приглушенный кашель, это был рядовой, в недавнем прошлом подполковник и командир бригады специального назначения, Андрей Снегирев, который сейчас командовал третьим отделением третьего взвода младшего лейтенанта Добродеева. С громадным сожалением капитан Любимов оторвался от глаз Дарьи, с удовольствием заметив, что на ее лице не осталось и намека на синяк под глазом, повернулся лицом к Андрею Снегиреву и подал руку для рукопожатия.